Горение. Книга 2

– Обстоятельства гибели Стефании неизвестны?

– Только то, что написано в газете. В охране об этом говорят глухо, но…

– Что?

– Не знаю… Когда слишком глухо говорят, значит, есть к тому основания… А что касается Ковалика – право, я не готов к ответу. Но я пришел по иному поводу: не вздумайте ехать на съезд через западные границы: вас схватят. Не вздумайте просить о помощи контрабандистов: у охраны там полно агентуры, вас отдадут.

– Я никуда не поеду до тех пор, пока не рассчитаюсь с Поповым! Мы не простим Попову убийства Микульской. Он за это ответит.

– При чем здесь Попов? Не поддавайтесь чувствованиям, Феликс Эдмундович.

Дзержинский покачал головой:

– Это не чувствование. Это убежденность.

– Какой смысл Попову убивать Микульску, господь с вами?!

– Не будем спорить. – Дзержинский поднялся с кресла резко.

Турчанинов подумал: «Хочет собраться, сейчас лицо закаменеет». Он помнил такие метаморфозы во время первого допроса, когда впервые увидел Дзержинского в арестантском халате, с руками, затекшими от кандалов. Лицо его тогда отражало все, что происходило в душе. Турчанинов подумал, что с такого-то рода свойством трудно жить в подполье. А подумав, сказал арестанту об этом. Дзержинский рассмеялся: «Неужели вы думаете, что мы намерены всю жизнь провести в подполье?! Вопрос свержения вашего режима – вопрос лет, а не столетий. Вы уже кончились, вас только инерция держит. Я ж для них, для товарищей, живу, не Для вас».

Турчанинов был прав: Дзержинский отошел к окну, постоял минуту, потом – так же резко, как вставал, – обернулся: лицо было другим уже, рубленым, несмотря на врожденную мягкость черт.

– Кто выезжает вместе с Коваликом на место преступления?

– Не понимаю…

– Ковалик приезжает на происшествие не один?

– Конечно, не один. После того как в сыск поступает тревога от околоточного, отправляется старший сыщик, врач, делопроизводитель. Когда преступление относится к числу кошмарных, вызывают прокурора и мастера по фотографическому портрету.

– Вы можете узнать фамилии всех людей, которые были вызваны на квартиру Микульской? Зто не поставит вас в затруднительное положение?

– Поскольку никто из наших к этому делу интереса не проявлял, видимо, вашу просьбу я смогу выполнить.

(Поскольку на самом-то деле охрана проявляла особое внимание к делу Микульской, но Турчанинов об этом не знал, его интерес был зафиксирован, доложен Попову – ротмистр Сушков подсуетился, ибо введение любого нового фигуранта в гибель актрисы было на руку ему, – и по указанию начальника охранки ротмистр Турчанинов был взят под контрольное филерское наблюдение. Случилось это уже после того, как Турчанинов позвонил по известному ему телефону и назвал фамилии прокурора Усова, фотографа Уланского, врача Лапова, принимавших участие в осмотре трупа Микульской и описании места происшествия.)

… О том, что сапожник Бах пропал, Уншлихт узнал через два дня после того, как тот отправился к Микульской. Сообщил об исчезновении Баха кройщик кожевенного производства пана Шераньского, которого звали Фра Дьяволо из-за того, что он был слеп на левый глаз и носил постоянно черную повязку.

– Ты его проводил до Маршалковской? – спросил Уншлихт. – Ты видел, как он встретился с женщиной?

– Видел. Своими глазами видел.

Уншлихт хмуро поправил:

– Глазом.

– Мой один двух ваших стоит, вон пенснёй-то зыркаете, а прочитать без стекла не можете, – беззлобно ответил Фра Дьяволо, привыкший к тому, что над ним подшучивали товарищи.

– А что дальше?

– Ничего. Она кабриолет остановила, пригласила Яна, они сели да и уехали.

– Тебя же просили сопроводить их до ее квартиры…

– Кто ж знал, что она кабриолет возьмет? Откуда у меня на фурмана деньги? Полтинник дерут, а я в день всего сорок три копейки выколачиваю.

– Она, женщина эта, нормально выглядела? Не запыхалась? Не бежала?

– Так она ж барского вида, чего ей пыхать? Шла как шла, в кринолинах, и туфельки на ней из шевро, фасона «лорю»… Бах у нас парень видный, грамотный, по-иностранному умеет, – может, заперлись и ни на какой вокзал не поехали.

– Ту барыню в кринолинах убили.

– Что?! Такую красавицу!!

– Возвращайся в Мокотов, смотри зорко – нет ли филеров. Найди Збышка, передай, что я буду ждать его в кондитерской «Лион» к девяти часам. Если он увидит у меня в правой руке журнал, пусть не подходит. Пусть тогда найдет возможность встретиться с Мечиславом или Якубом – надо передать Юзефу, что по всем линиям объявлена тревога.

– Якуб – это Ганецкий?

– Хорош конспиратор! Нет у нас фамилий, имена есть! Только имена, понятно?!

– Понятно. Прости.

– Мама простит, охранка – нет. Теперь так… Если поймешь, что с Мечиславом и Якубом нельзя увидеться из-за филеров, тогда отправляйся в газету «Дневник». Возьми объявление, спрашивай в редакции, где можно решить дело с рекламою, понятно? И после того, как пообвыкнешь – там много народа толчется, – зайди в комнату номер пять, спроси господина Варшавского и передай ему все, что я тебе говорил.