Горение. Книга 2

– Мне больно называть виновников, Игорь Васильевич, и тот и другой зарекомендовали себя – до настоящего прискорбного случая – с самой хорошей стороны…

– Объяснения у них отобрали?

– Нет еще.

– Отберите и передайте мне. Копий не оставлять, дела не заводить. Фельдшер Яковлев должен выдать вам справку, что Микульска была освобождена в его присутствии: вызван же он был по причине сердечного приступа, дама не смогла пережить радости. Свяжитесь с околотком, где живет Микульска… Жила… Как только сведения о ее смерти придут в участок, отправьте туда Павла Робертовича, пусть он поможет начальнику сыскной Ковалику в расследовании обстоятельств ее умерщвления неизвестными преступниками, скорее всего связанными с эсдеками, которые решили, что несчастная во всем призналась нам во время допроса…

Когда Сушков вышел, Попов сразу же открыл бутылку, налил в стакан, выпил до дна и тут же налил еще.

Рано утром вызвал Турчанинова, – Сушкову фамилию Дзержинского нельзя было отдать, мог выйти по этой цепочке на правду, на то, как выкрали Казимежа Грушевского, как его, Попова, взяли в ложе кабаре на документах, – и сказал кратко:

– Андрей Егорович, вы против Дзержинского работали, побег ему делали, если не ошибаюсь, накануне высочайшего манифеста? Так вот озаботьтесь тем, чтобы он был немедленно заарестован – любыми средствами. Перекройте границу так, чтобы мышь не проскочила, он не должен попасть на съезд русских.

– Почему вы решили выделить одного Дзержинского из всей партии?

– Потому что он и есть партия – во всяком случае, организационное ее начало… И вот еще что… Попробуйте через агентуру подбросить им идею, что граница перекрыта, что его ищут…

– Что это даст?

– Нам это даст то, что он пойдет через контрабандистов. Вопросы есть?

Турчанинов склонил голову, спросил взглядом разрешения выйти, удалился неслышно.

Потом Попов вызвал поручика Ерохина:

– Возьмите из регистрационного отдела фотографические снимки Дзержинского, размножьте, передайте всем своим людям, работающим по контрабанде. Дзержинский пойдет в ближайшие дни через границу. Он будет вооружен. Не надо ждать, покуда начнет отстреливаться. Военное положение у нас: сейчас тот случай, когда Дзержинский мне нужен не живым, но мертвым.

… Только после этого поехал домой, на заботливый вопрос жены, как себя чувствует, не ответил, прошел в кабинет, лег на тахту не раздеваясь, отвернулся к стене, закрыл глаза и сразу же увидел Стефанию. Поднялся, задернул шторы, снял башмаки и галстук, снова тяжело упал на тахту, глаза закрыл не сразу, а опасливо, постепенно, но, как только веки смежились, Стефания пошла к нему, искристо, белозубо улыбаясь. Попов потянулся к ней руками, ему было приятно смотреть на нее, он хотел позвать женщину, пальцы его коснулись платья. Он страшно закричал и открыл глаза: перед ним стояла жена.

– Что ты, родной?! Я хотела ботинки взять, чтоб Машка почистила. Ну что ты? Совсем замучился на службе! Спи, Игоречек, отдыхай…

– Дура! – чужим, бабьим голосом крикнул Попов. – Пошла вон отсюда!

Но Стефании он больше не видел. Дышалось тяжело, и в груди что-то ворочалось, подкатываясь к горлу…

25

Турчанинов пришел на конспиративную квартиру вечером, протянул Дзержинскому свежий оттиск газеты:

– Читали?

– Нет еще. Что-нибудь интересное?

– Микульску убили.

Дзержинский, взявший было газету, опустил ее на колени, лицо сделалось морщинистым, желтым.

– Ее нашли мертвой дома, – скрипуче продолжал Турчанинов. – Обратите внимание на две последние строчки: «Предполагают, что убийство совершено одной из революционных групп из мести актрисе, которая всегда отличалась лояльностью по отношению к властям». Судя по тому, что вас предписано арестовать незамедлительно и разосланы шифрограммы на границы, Попов хочет связать все в один узел с вами. Я думаю, обвинят в этой смерти социал-демократов…

– Да при чем тут все это… Какой хороший человек ушел, какой несчастный, талантливый, беззащитный человек, – глухо откликнулся Дзержинский. – У вас папиросы есть?

Турчанинов протянул пачку «Лаферма», дождался, пока Дзержинский неумело раскрошил табак, зажег спичку, дал прикурить.

– Кто ведет дело? Попов? – спросил Дзержинский, глубоко затягиваясь.

– Не считайте врагов дурнями. Дело ведет сыскная полиция.

– Кто именно?

– Имеете подходы? – спросил Турчанинов.

Дзержинский – лицо по-прежнему желтое, в морщинах, не отошел от новости – повторил вопрос раздраженно:

– Кто именно, Андрей Егорович?

– Ковалик, начальник сыскной.

– Что за человек?

– Знающий человек. Когда едет на фурмане по Воле, жулики издали шапки ломают, кланяются в пояс.

– С охранкою связан?

– А кто с нею не связан? – усмехнулся Турчанинов. – Впрочем, Ковалик, как и все сыскные, изнанку знает не по донесениям «подметок», а, что называется, лицом к лицу. Посему, можно предположить, охрану он не жалует.

– Возраст, связи, увлечения, пороки, достоинства, привязанности, происхождение? – устало перечислил Дзержинский. – Что о нем известно?

– Вам бы контршпионажем заниматься, Феликс Эдмундович… Странно – литератор, на юридическом лекции не посещали, откуда в вас это?