Горячие деньги

В «Беверли-Уилшир» мы сняли прекрасный номер люкс с роскошными красными обоями и цветастыми турецкими коврами в спальнях. Розовые портьеры с замысловатым рисунком, нежно-кремовые занавеси над кроватями, отделанные шнуром, наводили на мысли о шаловливом стиле эпохи короля Эдуарда. Эти комнаты созданы для того, чтобы жить здесь было приятно и весело. Даже самым требовательным жильцам понравились бы небольшие балкончики, с причудливыми решетками из кованого железа у каждого окна, с аркой наверху, с видом на фонтаны и сад апельсиновых деревьев.

Мы пообедали внизу, в баре, где столы занимали только половину зала и играла музыка. Малкольм заметил, что я похудел.

– Расскажи мне о лошадях, – попросил я. Малкольм стал увлеченно рассказывать, я слушал, пока мы ели копченую осетрину, салат, заливную телятину, пили кофе.

Он начал:

– Ничего страшного, что они все не такие породистые, как Блу Кланси или Крез. Все четыре обошлись нам меньше чем в миллион долларов, и все они двухлетки, годные для скачек. Отличная родословная, можно сказать, самая лучшая. Один даже от самого Алидара.

Я слушал как зачарованный. Малкольм запомнил родословную всех этих лошадей до третьего колена, и фразы вроде «взял приз на скачках» или «все жеребята от него – будущие чемпионы» произносил так, будто всю жизнь только и занимался лошадьми.

– Можно спросить тебя кое о чем? – внезапно сказал я.

– Не знаю, пока ты не скажешь о чем.

– Ничего… м-м-м… Скажи, насколько ты богат?

Малкольм рассмеялся.

– Это Джойси подговорила тебя спросить?

– Нет, мне самому интересно.

Он задумался.

– Хм. Не могу сказать с точностью до миллиона. Каждый день все меняется. Наверное, что-то около ста миллионов фунтов. Даже если я пальцем не пошевелю, они будут приносить в год где-то по пять миллионов чистого дохода, но ты же меня знаешь – я так через месяц помру со скуки.

– За вычетом налогов? – спросил я.

– Конечно. Налоги обычно высчитываются автоматически. На лошадей я потратил всего только годовую прибыль за счет процентов. Не так уж и много. И не больше – на все те проекты, из-за которых семья подняла такой гвалт. Я же не сошел с ума. Когда я сыграю в ящик, каждому из вас достанется изрядный куш. Даже больше, чем сейчас. Только бы прожить подольше. Можешь так им и сказать.

– Я сказал им, что ты записал в завещании: в случае насильственной смерти все состояние пойдет на благотворительность.

– И как я об этом не подумал?

– Ты не думал над тем, чтобы дать им какую-то сумму сейчас, прежде чем ты… э-э-э… сыграешь в ящик?

– Ты знаешь мое мнение.

– Да.

– И ты меня не одобряешь.

– В целом я с тобой согласен. Страховые фонды были немаленькими, когда ты их учредил. Не многие отцы так щедры к своим детям. Но твои дети не безупречны, и некоторые из них угодили в неприятности. Если бы кто-то истекал кровью, ты ведь купил бы ему бинты?

Малкольм откинулся на спинку стула и уныло уставился на свой кофе.

– Это они послали тебя выпрашивать у меня деньги? – спросил он.

– Нет. Я просто расскажу тебе, что происходит с ними, а там уж сам решай, как поступить.

– Ладно. Только не сегодня.

– Хорошо. Знаешь, я выиграл скачку в Кемптоне.

– Правда?! – Он живо заинтересовался, стал расспрашивать о подробностях. Малкольм не желая слушать о своем скандальном семействе и о тайном убийце. Он устал от того, что его постоянно поносят и в то же время изводят просьбами. Отец чувствовал себя в безопасности в Калифорнии, хотя, я специально спросил для интереса, записал нас в гостинице под фамилией Уотсон.

Он сказал на это:

– Мало ли. Знаешь, в британских газетах ведь сообщили, что Блу Кланси участвует здесь в скачках, а Рэмзи говорит, что в этой гостинице соберутся почти все организаторы Кубка коннозаводчиков. У них здесь будут специальные комнаты для приемов и отдельный буфет. В среду, сказал он, здесь будет полно народу со всего света – приедут на скачки. И если кто-то захочет меня выследить – где, ты думаешь, он будет искать в первую очередь?

– Да, Норман Вест дал нам очень хороший совет.

– Я тоже так считаю.

На следующее утро Уотсоны, отец и сын, завтракали на свежем воздухе у бассейна, сидя на белых стульях за белым столиком, под ярко-желтым зонтиком от солнца. Мы разглядывали апельсины, сочные оранжевые мячики среди темно-зеленой листвы, и разговаривали об ужасных вещах.

Я спросил между делом, помнит ли Малкольм, как старый Фред взрывал пни.

– Конечно, помню. Чертов идиот чуть не погиб. Это как-то связано с бомбой в Квантуме?

– Старший инспектор Эйл считает, что это могло навести кого-нибудь на мысль.

Малкольм согласился:

– Наверное, так и получилось.

– Инспектор или кто-то из его людей расспросили Фреда, чем он взрывал кордит… – я рассказал Малкольму, что кордит все еще лежал в сарае для инструментов, – …и Фред сказал, что у него были детонаторы, но после первого взрыва ты выбежал и отобрал их у него.

– Боже мой, а я и забыл! Да, правильно. Вы все были там, правда? Почти все семейство?

– Да, это было как раз в выходные. Хелен сказала, в тот день она только с тобой познакомилась. Они с Дональдом тогда еще не поженились и тоже были там.