Читаем Горячий снег. Батальоны просят огня. Последние залпы. Юность командиров полностью

От одной Марьевки к Глубоким Колодцам километров десять, от другой – километров сорок пять. Если же он ошибся – а он уже знал точно теперь, что ошибся на разъезде Крутилиха, – он приведет взвод на огневой рубеж только к утру, с опозданием на два-три часа – и тогда пропали учения…

«Но знал ли полковник Копылов об этих двух Марьевках?»

Вглядываясь в потемки, он все же старался сориентировать карту, но сделать это сейчас было невозможно: нескончаемый августовский дождь скрывал все предметы в двух шагах от машины. И Алексей понимал, что возвращаться назад, к разъезду Крутилиха, а затем искать следующую развилку дороги – немыслимо поздно. Два с половиной часа были потеряны на совершенно безрезультатную езду в степи.

«Где он сейчас находится? В какой стороне Марьевка?»

А за его спиной, в кузове машины, то и дело слышались взрывы смеха, потом несколько голосов затянуло:

Эх, махорочка, махорка,Па-ароднились мы с тобой,Вда-аль глядят дозоры зо-орко,Мы готовы в бой, мы готовы в бой!

И отчаянно веселый голос Гребнина:

Как письмо получишь от любимой,Вспомнишь да-альние края…

Машину несколько раз так тряхнуло, что песня разом замолкла, курсанты застучали в стенку кабины, шутливо закричали из кузова:

– Эй, Матвеев, по целине шпаришь? Лихач! Не на тарантасе! Товарищ командир взвода, следи за шофером, не давай спать!..

«Как перед фронтом, – подумал Алексей. – И так до тех пор, пока не раздастся команда: «С машины! К бою!»

Шофер Матвеев несколько раз уважительно косился на карту и компас, лежащие на коленях Алексея, ерзая, говорил успокоительно:

– В самый аккурат успеем. Как часы! Бывало, и не по таким дорогам водил… Эт-то ты не беспокойся! Как в аптеке!

Алексей, не слушая, взглянул на часы. Два часа пятнадцать минут.

«По какой дороге двигается сейчас второй взвод? Что там у них? У него был другой маршрут: через Ивановку – на Марьевку».

Матвеев подмигнул и сказал:

– Помню, был у нас такой начальник ППС Таткин. Этот так, бывало: сядет в машину и кричит: «Давай, Анюта!» Это поговорка у него. Я на всю железку газ! Аж в глазах рябит. А навстречу ЗИСы ползут с орудиями, танки, «студебеккеры». Тут Таткин и беспокоится: «Лихачество! Безобразие! Сбавь газ!..» Не слушаешь, что ли?

Неожиданно дорога повернула направо, машину затрясло на мостике, загремели бревна под колесами – и Алексей поспешно осветил фонариком карту. «Наконец-то, вон она, Марьевка!»

Ослепительные лучи фар скользнули по мокрому стогу сена на околице, по колодцу с навесом, по крыльцу темного дома с закрытыми ставнями, ярко выхватили из тьмы обмокшие ветви садов – влажные яблоки вспыхнули над заборами, как золотые.

Деревня спала – нигде ни одного огонька. Возле самых колес залилась хриплым лаем собака, побежала, должно быть, рядом с машиной, по обочине.

Он знал, что ему нужно теперь выезжать на юго-запад, через перекресток, к Глубоким Колодцам.

Он постучал в стенку кабины.

– Машина идет сзади?

– Идет.

– Что замолкли, пойте песни, скоро приедем!

– Охрипли.

– Сказки, что ли, рассказываете?

– Нет, Саша тут одну историю…

– Жми, Матвеев, на окраину, – сказал Алексей решительно. – К развилке!

Машина, разбрызгивая грязь, неслась по спящей улице, вдоль сырых заборов с обвисшими ветвями, мимо закрытых ставень. Но вот мелькнул последний дом, и снова дождливые потемки, обтекая кабину, понеслись назад, и снова началась степь.

Алексей наклонился к карте.

«Что такое двести двадцать домов? А проехали деревушку, где и пятьдесят домов не насчитаешь! Значит, это не Марьевка?»

А впереди, освещенная фарами, стремительно наползала распластанная лапа перекрестка.

– Стоп!

– В чем дело?

– Стоп, говорю! – скомандовал Алексей и вложил карту под целлулоид планшета.

Машина остановилась. Сразу словно приблизился плеск дождя, дробный стук по железу. Шофер Матвеев, опустив стекло, изумленно глядел, как Алексей спрыгнул на дорогу, и слышал, как ветер захлестал полой его шинели – темь и мокредь. Хлопал где-то рядом ставень, визгливо скрипели петли; в двух шагах от дороги, раскачиваясь, шумели деревья, ветер носил над заборами лай собак.

«Погодка!» – подумал с тревогой Алексей, сжимая в руке фонарик.

Слева он смутно увидел очертания дома, качающиеся тополя, острую, как игла, полоску света; она пробивалась сквозь ставенную щель, отвесно падала на кусты у дороги. Оскальзываясь, хватая одной рукой влажные ветви, другой направляя луч фонаря, Алексей спешно пошел к домику.

Во второй машине погасли фары, щелкнула дверца; свет фонарика запрыгал по косым от ветра лужам, по кустам, по воде в кювете. К Алексею придвинулась невысокая фигура в плаще с откинутым капюшоном – лейтенант Чернецов.

– Не похоже на Марьевку, – сказал Алексей. (Чернецов не ответил.) – Сейчас узнаю у кого-нибудь из жителей. Это верней.

Все так же молча Чернецов стоял на дороге; прикрыв полой плаща планшет, посмотрел на карту.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Люди на войне
Люди на войне

Очень часто в книгах о войне люди кажутся безликими статистами в битве держав и вождей. На самом деле за каждым большим событием стоят решения и действия конкретных личностей, их чувства и убеждения. В книге известного специалиста по истории Второй мировой войны Олега Будницкого крупным планом показаны люди, совокупность усилий которых привела к победе над нацизмом. Автор с одинаковым интересом относится как к знаменитым историческим фигурам (Уинстону Черчиллю, «блокадной мадонне» Ольге Берггольц), так и к менее известным, но не менее героическим персонажам военной эпохи. Среди них — подполковник Леонид Винокур, ворвавшийся в штаб генерал-фельдмаршала Паулюса, чтобы потребовать его сдачи в плен; юный минометчик Владимир Гельфанд, единственным приятелем которого на войне стал дневник; выпускник пединститута Георгий Славгородский, мечтавший о писательском поприще, но ставший военным, и многие другие.Олег Будницкий — доктор исторических наук, профессор, директор Международного центра истории и социологии Второй мировой войны и ее последствий НИУ ВШЭ, автор многочисленных исследований по истории ХX века.

Олег Витальевич Будницкий

Проза о войне / Документальное
История одного дня.  Повести и рассказы венгерских писателей
История одного дня. Повести и рассказы венгерских писателей

В сборнике «История одного дня» представлены произведения мастеров венгерской прозы. От К. Миксата, Д Костолани, признанных классиков, до современных прогрессивных авторов, таких, как М. Гергей, И. Фекете, М. Сабо и др.Повести и рассказы, включенные в сборник, охватывают большой исторический период жизни венгерского народа — от романтической «седой старины» до наших дней.Этот жанр занимает устойчивое место в венгерском повествовательном искусстве. Он наиболее гибкий, способен к обновлению, чувствителен к новому, несет свежую информацию и, по сути дела, исключает всякую скованность. Художники слова первой половины столетия вписали немало блестящих страниц в историю мировой новеллистики.

Андраш Шимонфи , Геза Гардони , Иштван Фекете , Магда Сабо , Марта Гергей

Историческая проза / Классическая проза / Проза о войне / Военная проза / Проза