Русская эмиграция, к сожалению, лишена сейчас возможности позаботиться об этом памятнике российской славы. Остается только твердо надеяться, что Новая Россия, освободившаяся от марксистских пут, обратит внимание на необходимость его реставрации[220]
. Очистив себя самое от сорной травы, она сделает то же с суворовским Крестом.Сцилла и Харибда
На коломяжском ипподроме в Санкт-Петербурге многочисленная толпа бурными овациями приветствовала русских летчиков, пионеров авиации, поднимавшихся на примитивных аппаратах тяжелее воздуха и пролетавших огромную дистанцию около одной версты, чтобы вновь более или менее удачно приземлиться. Это было уже так давно, хотя еще и в памяти очевидцев, если принять во внимание, совершенно невероятные успехи авиации, обслуживающей в наши дни межконтинентальное пассажирское сообщение своими летающими вагонами.
Эти мысли и воспоминания пришли мне на ум по ассоциации, когда я подъехал в Мессинском проливе к итальянской деревушке, носящей и по сей день столь известное название Сцилла, в итальянском произношении — Шилла. За тысячелетия не изменилось ее имя, но всё мистическое, с ней связанное, безвозвратно кануло в прошлое. И, действительно, представлялся нам, по традиции, узкий и бурный пролив средь отвесных берегов, с сильным течением между итальянским континентом и Сицилией, чуть ли не в постоянном тумане, мрачной морской стихией.
Увидел же я сравнительно отлогий берег и прозаическую картину мирного пролива, а там, где должна была бы быть не менее знаменитая Харибда, — высокое сооружение, вроде парижской Эйфелевой башни, служащая опорой электрических проводов, доставляющих энергию, производимую в Калабрии белым углем, то есть водопадами. Два парохода беспрестанно циркулируют между этими берегами, перевозя целые железнодорожные составы и сотни автомобилей.
С некоторой дозой изумления, хотя я давно перестал испытывать чувство удивления, я заметил немалое количество железнодорожных путешественников, даже не вылезших из своего вагона, чтобы посмотреть на знаменитые Сциллу и Харибду. Времена меняются, и мы меняемся с ними, как говорили еще древние римляне. А какие тогда, в сущности, бывали перемены? Ничего они тогда не изобрели, ни электричества, ни авиации, ни огнестрельного оружия, если уж что-нибудь и перечислить, ни даже марксизма! А всё же изменялись в застое медленно текущей жизни. Другое дело, в наши дни, когда даже время потеряло самое значение времени, когда сидя в кресле, в любой точке земного шара, можно слушать человеческую речь, или музыку, звучащие под вами на противоположном конце земли, на другом континенте и в другом климате.
На днях удалось мне попасть в Швейцарию на дорогой для каждого русского сердца Чертов мост, где суворовские чудо-богатыри стязали вечную славу русскому оружию. С изумлением увидел я, что всего лишь за краткий годичный срок был переброшен над знаменитым ущельем новый каменный мост в сотню метров длиной, а под ним сиротливо ютился прежний шоссейный мост, по которому я неоднократно проезжал на автомобиле, а еще ниже, по обе стороны горного потока, с трудом можно было различить остатки взорванного старинного моста, на котором и был дан бой в сентябре 1799 года.
Теперь в несколько секунд мчащаяся стальная машина прокатывается над ущельем, не замечая ни креста-памятника, высеченного в скале, по которой спустились с боем наши чудо-богатыри, ни остатков нижерасположенных когда-то мостов. А «суворовский» Чертов Мост имел свою историю и свои предания. Тогдашний архитектор весьма скромных технических возможностей, встретил глухое сопротивление жителей ближайшей деревушки, утверждавших, что постройка моста в таком гиблом месте, является просто-напросто неосуществимой. Когда же упрямый архитектор всё же начал работы, то жители стали утверждать, что без содействия нечистой силы ему построить мост не удастся. И, действительно, архитектор прибег тогда к черту, обещав ему душу первого прошедшего по мосту живого существа. В те богоспасаемые времена даже нечистая сила была незадачливой, раз архитектору удалось надуть черта, пустив по только что законченному мосту… собаку!