Горькая сладость

— Я ушел от Нэнси.

— А-а, это... — Она внимательно смотрела на сына, и тот вдруг осознал, как безразлична ей судьба его жены, и впервые задумался о том, что чувствовала мать все эти годы.

Мать раскрыла руки для объятий и позвала:

— Иди сюда, сынок.

Он подошел к ней и, чуть приподняв, прижал ее маленькое крепкое тело к своему, дыша ароматом поздней зимы, исходящим от ее куртки, едва уловимым запахом топливного масла, идущим от платка, и какими-то еще, наверное, от блюд, приготовленных Барб на завтрак, и от волос.

— Мама, какое-то время мне придется пожить у тебя.

— Сколько захочешь.

— Возможно, я буду в плохом настроении...

Она освободилась от его объятий и взглянула в глаза сыну.

— Меня это не пугает.

Ему стало немного легче.

— Мама, что происходит с людьми, они становятся совсем другими.

— Такова жизнь, сынок.

— Но вы с отцом всегда были верны себе. От начала и до конца.

— Да нет, мы тоже менялись. Все меняются. Но в наше время все было проще, не так запутанно. А сейчас тысячи советчиков учат молодых, что надо чувствовать, как думать и как правильно действовать, чтобы найти самого себя, — она глумливо растянула раздражающие ее слова. — Дурацкие выражения... «найти себя» и «занять чужое место», — снова издевательски проговорила мать. — В наши времена место мужчины было рядом со своей женой, а место жены — около мужа, и если мы что-то и давали друг другу, то это — руку помощи и немного любви, если к концу дня на нее оставалась хоть капля сил. А сегодня они заставили вас поверить, что, если ты не главный, значит, делаешь что-то не так. К сожалению, в семейной жизни это правило не срабатывает. Нет, нет, я не собираюсь упрекать тебя, сын, я просто хочу сказать, что ты родился не в самое удачное время для хорошей женитьбы.

— Но я всегда ладил с Нэнси. А если посмотреть со стороны, то у нас вообще все в порядке. А на самом деле мы уже многие годы расходимся по всем жизненно важным вопросам — работа, дети, смысл жизни.

— Что ж, я думаю, иногда бывает и так.

Он ожидал, что, как полагается матери, она примет его сторону, и его удивило ее подчеркнутое безразличие. Он уважал ее мнение, но ее реакция показала ему, что она никогда не одобряла его связь с Нэнси.

Мать тяжело вздохнула и поглядела в строну кухни.

— Ты что-нибудь ел?

— Нет. Но я не голоден, мама.

И снова ее реакция оказалась для него неожиданной.

— Понимаю, порой неприятности лишают аппетита. Ладно, я поднимусь и сменю постельное белье. Его не меняли с тех пор, как там ночевали Грейси и Дэн. Они приезжали сюда на Рождество.

— Я сам сменю белье. Мне не хочется быть тебе обузой.

— С каких это пор мои дети стали мне обузой?

Растроганный, он подошел к матери и, обхватив ее лицо ладонями, взглянул просветленным взглядом. И боль отступила.

— Знаешь, Ма, мир много выиграл бы, будь в нем побольше таких, как ты, — сказал Эрик и тихонько щелкнул ее по голове, как в далеком и шаловливом детстве.

— Пусти меня, щенок, — вспыхнула мать.

Он отпустил ее и вместе с нею поднялся на чердак менять белье на кроватях. Стеля простыни, он сказал:

— Мама, я ведь не знаю, сколько проживу у тебя, может, очень долго.

Сердито встряхнув второй простыней, мать ответила:

— А кто тебя об этом спрашивал? И не стыдно тебе?

На следующий день утром он пошел к Мэгги.

— Привет! — сказал он угрюмо.

— Что с твоим лицом?

— Нэнси.

— Ты сказал ей?

Он печально кивнул:

— Иди ко мне, хочу почувствовать тебя рядом, дотронуться до тебя.

Прижавшись к Эрику, Мэгги прошептала:

— Мне тоже нужно прижаться к тебе. Рассказывай, что произошло.

При каждой встрече с Мэгги ему казалось, что настроение одного отражается в другом, как в зеркале, будто их сердца нанизаны на одну нитку. Сегодня они встретились, чтобы утешить друг друга. В их объятиях не было страсти.

— Плохие новости, — тихо сказал Эрик.

— Что она говорит?

— О разводе и слышать не хочет.

Рука Мэгги легко скользнула по его спине. Закрыв глаза, она простонала:

— О, нет...

— Подозреваю, что она устроит нам тяжелую жизнь. И приложит к этому все свои силы. Она говорит: «Если не мой, то и не ее!»

— Я ее понимаю. Будь ты моим, я тоже не смогла бы от тебя отказаться.

Он отклонился от Мэгги, не снимая рук с ее шеи. Поглаживая кончиками больших пальцев уголки ее губ, всмотрелся в печальные карие глаза.

— Я переехал к маме. Все остальное подвешено в воздухе.

— И что говорит твоя мать?

— Мама? Да она же соль земли. Она обняла меня и сказала: оставайся хоть навсегда.

Мэгги снова прижалась к Эрику.

— Счастливчик. Как бы мне хотелось иметь мать, с которой я могла бы честно поделиться своими радостями и горестями.