Горький и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

Можно полагать, что Горький, с начала своей деятельности выступивший как «певец свободы», был знаком с точкой зрения Ивана Тургенева, считавшего «что из Европы пришла идея свободы, без которой не состоялось бы и русское искусство» и что:

Отсутствием подобной свободы объясняется, между прочим, и то, почему ни один из славянофилов, несмотря на их несомненные дарования, не создал никогда ничего живого… Нет! без правдивости, без образования, без свободы в обширнейшем смысле – в отношении к самому себе, к своим предвзятым идеям и системам, даже к своему народу, к своей истории, – немыслим истинный художник; без этого воздуха дышать нельзя [ТУРГЕНЕВ. С. 95].

В свою очередь Горький – см., например в «Несвоевременных мыслях» [ГОРЬКИЙ (VI)], писал:

Известная часть нашей интеллигенции, изучая русское народное творчество по немецкой указке, тоже очень быстро дошла до славянофильства, панславизма, «мессианства», заразив вредной идеей русской самобытности другую часть мыслящих людей, которые, мысля по-европейски, чувствовали по-русски, и это привело их к сентиментальному полуобожанию «народа», воспитанного в рабстве, пьянстве, мрачных суевериях церкви и чуждого мечтам интеллигенции.

В своем манифестировании «западничества» Горький перещеголял Тургенева: из всех значительных писателей ХХ в. он, пожалуй,

самый пылкий и самый грубый наш западник [ПАРАМОНОВ (I). С. 186–187].

Существует понятие люкримакса [ЭТКИНД], которое характеризует

тягу человека элитарной культуры ко всему настоящему, подлинному и первоначальному, а также отрицание им собственной культуры как неподлинной и ненастоящей [ЭТКИНД].

Горький – прямой антипод люкримарксиста, ибо в своей культуре он, как «азиатчину» ненавидел все «подлинное и первоначальное», превознося «элитарное» как цель, к которой должен стремиться русский народ в своем развитии. В его мечтах лапотная Русь и ее «милый и симпатичный» – в глазах западных люкримаксистов типа Зомбарта – русский народ должен будет в идеале превратиться, наконец, в

деловой народ, недоверчивый и равнодушный ко всему, что не имеет прямого отношения к его потребностям.

Напомним, что Горький – «свирепый книгочей», по его собственному определению, был одним из самых начитанных писателей ХХ в… Однако, – что предствляется очень важным! – в отличие от Достоевского, Тургенева, Толстого, Томаса Манна или же Ромена Роллана, иностранными языками он не владел, и западную литературу знал только в ее русских переводах. Его точка зрения на те, или иные западные идеи формировалась не из контакта с «живым словом» автора, а опосредованно, через призму видения третьего лица – переводчика. В этом то же видится причина для крайне субъективного восприятия и даже искажения основопологающих метафизических идей. Подробно о круге чтения Горького в различные периоды его жизни см. в [СПИРИДОНОВА (I)].

Мировозренческий базис горьковского «западничества» исключительно широк и включает в себя весь философский и истори-ко-познавательный багаж, который Россия заимствовала у латинской культуры. В первую очередь речь идет о немецкой философии. Весь ХIХ век

Россия суммировала немецкий интеллектуальный опыт. Шеллинг и Гегель, Фейербах, Маркс, Ницше – все это этапы русского усвоения европейской культуры [КАНТОР (II)].

Добавим к этому перечню еще имена Артура Шопенгауэра, Эдуарда фон Гартмана, а также французского «интуициониста» и проповедника «философии жизни» Анри Бергсона[56] и американца Уильяма Джеймса (1842–1910), одного из крупнейших представителей прагматизма и функционализма, труды которого были к тому времени почти полностью переведены на русский язык и изданы в России.