Читаем Горький хлеб истины полностью

Киреева. Не знаю, Иван Алексеевич, насколько вы собирались (с нажимом) играть роль главного хирурга армии, но роль начальника госпиталя я бы вам посоветовала играть перестать. Надо им просто быть.

Ступаков. Нет, вы не правы… Если ты волей судьбы стал трубочистом, внуши всем, что ты самый лучший в мире, самый первый трубочист! Это старая притча. А притчи, как известно, плоды опытности всех народов и здравого смысла всех веков.

Киреева (с усмешкой). А если ты стал генералом, значит, заботься, чтобы тебя обязательно считали талантливым полководцем…

Ступаков. Только так! Не хватает таланта — притворись, что он у тебя есть!..

Киреева. Но ведь притворство — это, извините, ложь, очковтирательство.

Ступаков. А вам известно такое понятие, как святая ложь, ложь во имя человека?.. Ну, представьте себе, Анна Ильинична, что мы… попали во вражеское кольцо. Никто не знает, где выход. Я генерал, но и я не знаю. И вдруг заявляю: я знаю где! Всем — за мной!.. И представьте себе, мы выходим из окружения…

Киреева. А если не выходим?

Ступаков.

Может случиться и такое. Но зато я подал людям надежду. Надежда, как известно, питает мужество, побуждает к действию. Мужество и деятельность превращаются в силу, и рождается хоть какая-то, небольшая, призрачная, но все-таки гарантия успеха. Согласитесь, это лучше, чем ничего!

Киреева (размышляет). Интересно, интересно… Извините, Иван Алексеевич, но я по праву женщины. Вот вы хороший хирург… (Лукаво.) Не выдающийся, конечно, как Вишневский или Любомиров, но все же хороший. (Он кивает головой в знак благодарности.) Скажите, вы, как начальник госпиталя, как руководитель коллектива, о чем вы больше заботитесь — о том, чтобы лучше всматриваться в души людей или чтобы самому эффектнее выглядеть в их глазах?

Ступаков (с усмешкой). Анна Ильинична, не добавляйте в молоко уксус! Я знаю, что вы всегда мыслите оригинально…

Киреева. Но оригинальность не всегда превосходство.

Ступаков (обрадованно). Это что? Самокритика?

Киреева. Нет. (Посмеивается.) Я просто ощутила опасность быть правой в тех вопросах, в которых не право мое начальство.

Ступаков (вынужденно хохочет). Не зазорно быть покорным. (Заглядывает ей в глаза.) У вас очень меняется лицо, когда вы язвите! Не замечали?

Киреева. Человеческое лицо — самая занимательная поверхность на земном шаре.

Ступаков (весело). Ну и ну… С вами спорить — все равно что на минном поле собирать грибы. Как в той поговорке: ешь мед, да берегись жала…

Торопливо входит лейтенант медслужбы Светлана Цаца

.

Цаца (прикладывает руку к пилотке). Товарищ подполковник… (Кокетливо.) Вас просят к телефону.

Ступаков (сердито). Не начальник санотдела?

Цаца. Нет… Начальник… банно-прачечного отряда.

Ступаков досадливо морщится и уходит.

(С наивностью смотрит на Кирееву.) Анна Ильинична, а вот правду говорят, что если у вдовца взрослая дочь, то он не может жениться, пока дочь замуж не выйдет?

Киреева. Не знаю, Света. Не слышала такого. А к чему это вы?

Цаца. Да так… Интересуюсь народными обычаями. В дневник записываю.

Киреева (насмешливо). В таком случае не забудьте записать в дневник, что нельзя во время операции со стерильными руками пикировать под стол.

Цаца

(обиженно). А я что, виновата? Бомбы как засвистели!.. Я и сама не помню, как под столом очутилась.

Киреева (встает, направляясь в палатку). Бомбы, Света, за километр упали. За километр. А операцию пришлось прервать, пока ты руки мыла.

Цаца (останавливает ее). Ой, Анна Ильинична! Я и позабыла. Совсем! Вас же там ищут.

Киреева. Кто?

Цаца. Да разведчик этот… Лейтенант с орденами.

Киреева. Савинов, что ли?

Цаца. Ага, Савинов… (Таинственно.) Я что вам сказать-то хотела: он ведь влюбился…

Киреева. В вас?

Цаца. Да что вы?

Киреева.

Но не в меня же!

Цаца. В Веру, в дочку начальника госпиталя.

Киреева. Ну а я здесь при чем?!

Цаца. Вы должны им помочь обвенчаться.

Киреева (поражена). Я хирург, а не священник! Это во-первых, а во-вторых, какое венчанье, какая свадьба на фронте?!

Цаца. Скоро конец войны. Многие женятся. А не помочь влюбленным грешно! Бесчеловечно!.. Помогите, а то Володю уже выписывают в полк.

Киреева. Ну, чем помочь? Как?

На сцену выходит лейтенант Савинов. Киреева и Цаца его не замечают.

Цаца. Надо уговорить Ступакова. Мозги ему проветрить! Только вы это сможете.

Киреева. Ну нет, увольте меня от этой миссии! Увольте! (Уходит в палатку.)

Цаца. Анна Ильинична, миленькая! Я вам еще не все сказала! (Спешит в палатку вслед за Киреевой.)

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Книга рассказывает о жизни и деятельности ее автора в космонавтике, о многих событиях, с которыми он, его товарищи и коллеги оказались связанными.В. С. Сыромятников — известный в мире конструктор механизмов и инженерных систем для космических аппаратов. Начал работать в КБ С. П. Королева, основоположника практической космонавтики, за полтора года до запуска первого спутника. Принимал активное участие во многих отечественных и международных проектах. Личный опыт и взаимодействие с главными героями описываемых событий, а также профессиональное знакомство с опубликованными и неопубликованными материалами дали ему возможность на документальной основе и в то же время нестандартно и эмоционально рассказать о развитии отечественной космонавтики и американской астронавтики с первых практических шагов до последнего времени.Часть 1 охватывает два первых десятилетия освоения космоса, от середины 50–х до 1975 года.Книга иллюстрирована фотографиями из коллекции автора и других частных коллекций.Для широких кругов читателей.

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары