– У меня есть его вещи: расчески, зубные щетки, все, чем он пользовался в последние дни своей жизни. Я ничего не выбросила. Все упаковала сразу же и положила в шкаф. Не хотела, чтобы эти предметы постоянно попадались на глаза, но избавиться от них сердце не позволило и рука не поднялась. Я проконсультировалась, мне сказали, что из этих вещей можно собрать достаточно биоматериала для экспертизы. Да это уже и не суть важно. Я уверена, что до самой экспертизы дело не дойдет, твоя мама сдаст свои позиции намного раньше, как только поймет, чем ей грозит появление еще двух законных наследников.
– Рисковая ты, ба… А вдруг экспертизу проведут, отцовство подтвердят и эти тетки откажутся от мирового соглашения и захотят долю наследства?
– Не захотят. – Бабушка оставалась уверенной и спокойной. – Я слишком хорошо знаю твоего деда. И знаю, каких женщин он выбирал. Он никогда не связался бы с жадной и подлой сучкой.
– Но наследники же не тетки, а их дети. Как ты можешь быть уверена, что дети выросли такими же умными и честными, как их мамы?
– Дети, Сереженька, еще не выросли, решения за них пока принимают мамы. Одному ребенку четырнадцать, другому восемь.
– Сколько?!
Сергей решил, что ослышался. Дед же был таким старым… Как это может быть, чтобы девять лет назад от него кто-то забеременел? Да и пятнадцать лет назад академик Гребенев отнюдь не был молодым.
– Ты слышал сколько. Да уж, с мужской силой у твоего деда все было в полном порядке, можешь мне поверить. Со своим легендарным обаянием и остротой ума он мог уложить в постель кого угодно, хоть саму царицу Савскую.
– А Гена? Он знает, что ты затеяла? Ты ему сказала?
– Разумеется нет. Зачем? Мой сын добрый и порядочный человек, но слабый. Твоей маме он противостоять не сумел. Любовь, Сереженька, страшная штука. Сильного она делает еще сильнее, а слабого превращает в абсолютную тряпку. Гена может не выдержать давления обстоятельств и предупредить твою мать, что все эти заявления и прочие наезды – чистой воды камуфляж, розыгрыш. Нет, я не стану так рисковать. Завтра нотариус получит заявления, пригласит Гену в контору и все ему объявит, Гена вернется домой и расскажет жене, а там уж как пойдет. Но думаю, пойдет именно так, как я запланировала.
Бабушка помолчала, потом спросила:
– Когда ты вернешься?
– Наверное, скоро. А что?
– Просто хочу, чтобы ты знал: ты можешь жить со мной. Я буду рада.
– Спасибо, ба, – искренне поблагодарил он.
Надо же, как бывает: мысль о пребывании под одной крышей с родными по крови матерью и сестрой вызывает обморочную тошноту и желание схватить бейсбольную биту и со всего размаху обрушить ее на что-нибудь стеклянное, а от приглашения пожить какое-то время вместе с неродной бабкой на сердце становится тепло.
Назар расхаживал по своей квартирке взад-вперед, то массируя виски, то потирая пальцем точку между носом и верхней губой, то бросаясь к своему ноутбуку и рассматривая выведенную на монитор старую карту Москвы, ту самую, на которой он несколько дней назад прочерчивал возможные маршруты Владимира Лагутина от дома до библиотеки и магазинов. Что-то не давало ему покоя, но что именно – Назар не говорил, однако едва я предпринимал попытку уйти к себе, повелительным жестом останавливал меня.
– В чем дело, Назар? – не вытерпел я. – Скажи вслух, не молчи.
Он остановился, уставился на меня невидящими глазами.
– Ты таблетки свои принимаешь?
Вопрос меня удивил. Он явно не относился к тому, о чем мой друг в данный момент так напряженно думал.
– Принимаю.
– Каждый день?
– Да. Почему ты спросил?
Но ответ удивил меня еще больше, чем заданный Назаром вопрос.
– Не знаю.
Я вспомнил, как обычно формулирует свои вопросы Вилен, и решил попробовать.
– Почему ты спросил про таблетки именно сейчас? – повторил я.
Ответ прозвучал еще более странно.
– Да… Да… Я спросил про таблетки, потому что подумал об аптеке… Точно!
Его лицо просияло и расслабилось.
– В этом доме была аптека. А вход в жилые подъезды – со двора.
– Может, объяснишь, наконец? – сердито попросил я.
– Я пытаюсь вспомнить адрес дома, где обнаружили тело мертвого бомжа. Сорок лет прошло…
– Ты так говоришь, как будто в том районе была одна-единственная аптека. Назар, лучше найти точную информацию, а не копаться в памяти.
– Точную? – Он посмотрел на меня с явным сочувствием, и я понял, что опять сказал какую-то глупость. – Точная, Дик, только в архиве, а кто меня пустит в архив? Я никто, я пенсионер. Кроме того, архив в Москве, а мы с тобой здесь. Конечно, завтра прямо с утра я налажу кого-нибудь из своих московских ребят, они съездят, найдут дело, посмотрят адрес, чтобы я не сомневался. Но я, если честно, уже и не сомневаюсь. Хорошо помню, что адрес, куда мы выезжали на тот труп, находился далеко от райотдела, ну, разумеется, по меркам одного района. Иди сюда, посмотри.
Мы оба, как любопытные подростки, прильнули к экрану.
– Райотдел был вот здесь, – Назар поставил на карте жирную точку с флажком. – Лагутины жили вот тут. Магазин, где торговала Щука, – вот он. А дом с аптекой и трупом бомжа – вот.