Горький квест. Том 3

Галия, держа в руках мой айпад, ворвалась в дальнюю комнату столовой, где мы с Назаром неспешно поглощали ужин. Сегодня Надежда решила побаловать нас курицей в помидорно-чесночном соусе. Блюдо имело какое-то нерусское название. На гарнир полагался картофель, но если в общем зале участникам предлагали картофельное пюре, приготовленное, как полагалось, с изрядным добавлением воды и маргарина, то нам, в «зал для руководства», подавался молодой отварной картофель, посыпанный укропом. Среди дымящихся клубней в тарелке томно плавился, изнемогая от тепла, кусок сливочного масла. За соседним столом Вилен и Виссарион уплетали уже по второй порции, а недавно присоединившийся к ним доктор Качурин с таким наслаждением опустошал свою тарелку, что я не сомневался: он тоже попросит добавку.

– Дик! Назар! Кажется, я все поняла, – заявила Галия, усевшись за наш стол. – В общем-то, решение лежало, оказывается, на поверхности, если знать, где искать.

Лицо ее сияло, темные глаза под густыми бровями искрились смехом.

Следом за Галией в комнате появилась Надежда Павловна.

– Галечка, что ж ты мимо меня пролетела, как метеор, и не сказала ничего? Ты что будешь есть? Тебе принести сюда или возьмешь, как все, общем зале?

– Ой, Надюша… Даже не знаю… – растерялась Галия.

– Рекомендую остаться с нами, – хитро подмигнул Назар. – Надюша нам сегодня исполнила такое чахохбили – пальчики оближете!

– Рассказывайте, Галия, – нетерпеливо потребовал я.

– На «волосы цвета верблюжьей шерсти» у некой костлявой дамы я наткнулась на первых же страницах и сразу почуяла неладное. У Мамина-Сибиряка это Хиона Алексеевна Заплатина, но по тексту ее называют просто Хиной. Так вот, Хина страшно любопытна, отъявленная сплетница и большая мастерица подыскивать подходящие партии, да и в целом эдакая деловая леди, старающаяся поддерживать множество контактов. Один-в-один – описание матери главного героя, Зои Добрыниной. И, кстати, у Хины есть служанка, девочка на побегушках, и Хина говорит о ней, мол, ничего особенного, но в моих руках – золотая.

Глаза у Галии горели, она говорила возбужденно и не понижая голоса, и очень скоро ужинающие за соседним столом психолог, актер и доктор повернулись в нашу сторону, потом встали и подошли поближе. Им тоже было интересно.

По словам Галии выходило, что Володя Лагутин позаимствовал у Мамина-Сибиряка практически все, за исключением социального положения главного героя. Что ж, это понятно, обладатель миллионов Сергей Привалов никак не мог бы появиться в советской стране, а молодой специалист, отработавший по распределению и вернувшийся в родительский дом, – явление самое что ни есть обычное. Для своего будущего романа Владимир решил использовать не только типажи, но и детали.

– Разумеется, без самоуправства не обошлось, – со смехом рассказывала Галия. – У Мамина-Сибиряка тот, кто был другом семьи и вместе с отцом воспитывал Зосю, и тот, кто подарил девушке медвежонка и сделал потом ее своей любовницей, – это все-таки два разных персонажа. Оба значительно старше нее, оба по-мужски увлечены ею, но это совершенно разные люди. А Лагутин объединил их. Ну и, конечно же, медвежонка заменил на щенка крупной породы. Вообще все «вкусные» детали замечал и модифицировал, подгоняя под реалии советской жизни. Вот, кстати, яркий пример с той же Хиной: настоящая Хина обожала демонстрировать в обществе свое владение французским языком и насмерть рассорилась с приятельницей, которая посмела заметить ей, что ее французский весьма нехорош и лучше бы ей не позориться. Владимир поменял французский язык на пение салонных романсов, но при этом «начатую за вареньем улыбку» дословно украл из «Приваловских миллионов». Или взять сцену в доме Бахаревых после банкротства: Хина первой прибегает туда и начинает высматривать красивые вещи, которые можно теперь приобрести за бесценок. Весь пассаж про ворону, почуявшую запах падали, дословно взят оттуда. Я еще кое-какие заимствованные фразы нашла. Но в целом, повторяю, дело не в деталях, а в использовании чужих типажей, их характеристик и мотивов поведения. И сделано это было сознательно. Именно поэтому наброски и называются «Роман-перенос». Владимир хотел перенести описанную у Мамина-Сибиряка историю, происходящую в девятнадцатом веке, на современную почву, потому что увидел, что люди не меняются и коллизии остаются все теми же, несмотря на изменение социального строя. В общем-то понятно, откуда у него появились такие мысли. В театре в те годы стало модной тенденцией осовременивать классику, одевать актеров в современные костюмы, чтобы показать, что люди не меняются и конфликты не устаревают.

– О да! – подхватил Виссарион. – Любимовский «Гамлет» на Таганке – это была бомба! Многие критики не могли понять, как это так: принц Гамлет в джинсах! Зато другие критики и зрители захлебывались от восторга.