Горький квест. Том 3

– Молодец, – засмеялся Назар, – слово «расклад» научился использовать. Нет, конечно, в десятом классе мальчики и девочки все знают, но еще плохо понимают и не принимают всерьез. Тут другое. Я, конечно, не большой знаток подростковой психологии, но сына как-никак вырастил и кое-что усвоил на его примере. Когда мой Юрка пошел в первый класс, жена знала всех его друзей, и тех, кто к нам приходил, и тех, к кому Юрка ходил, и тех, с кем во дворе в футбол гонял, и так было класса до шестого примерно. Лет в двенадцать-тринадцать начинается то, что в наше время называлось переходным возрастом. Подросток хочет чувствовать себя взрослым и стремится всеми возможными способами избавиться от родительского контроля. Подростки стараются как можно меньше рассказывать родителям, ничем с ними не делиться, скрывать своих друзей-приятелей, одним словом, создать себе то, что можно считать «собственной жизнью», о которой мама с папой ничего не знают и в которую они не лезут. Говоря современным языком, они формируют свое приватное, личное пространство. Ходят друг к другу домой только тогда, когда нет взрослых. По вечерам, когда взрослые дома, подростки тусуются на улице, в подворотне, в скверике, во дворе. У них свой мир, своя жизнь, своя компания, свои правила, своя борьба за авторитет и влияние. И все это тщательно оберегается от вмешательства родителей. Ну ты сам подумай: вот мальчик привел товарища к себе домой, и где им уединиться, чтобы обсудить свои мальчишеские дела? На кухне мама что-то готовит, в одной комнате папа смотрит телевизор, а то и бабушка с ним вместе, в другой комнате сестра уроки делает. Куда приткнуться? Жили-то тесно, скромно, не забывай об этом. Это у вас в Америке принято жить в отдельных домах, где у каждого ребенка своя комната, да еще с отдельным санузлом, а в России в семидесятые годы мы жили совсем по-другому. Не все, конечно, – добавил он, усмехнувшись, – но в основной массе. Короче, прими как аксиому: родители десятиклассников, как правило, плохо знали, с кем общаются их дети. Могли слышать имя и даже фамилию, но при этом не знать в лицо друзей своих детей. Мало кто из подростков приводил друзей домой и знакомил с родителями. Это первое, что тебе нужно иметь в виду.

Значит, будет еще и второе… Да уж, непросто понять жизнь в чужой стране, да еще сорок лет тому назад.

– Ты помнишь, я рассказывал, как впервые попал к Лагутиным? Для меня их квартира выглядела сказочными хоромами, а ведь я не пацаном зеленым был, я был капитаном милиции, кое-что повидал в жизни. Но я обалдел. Квартира с огромной прихожей и двумя санузлами – для меня тогда это было запредельно. А представь, какое впечатление такая квартира произведет на подростка? И сама квартира, и все, что в ней имеется, и еда, которую достают из холодильника, все эти невероятные баночки с яркими этикетками, на которых написано по-иностранному, а содержимое имеет удивительный вкус! В той школе, где учились Володя и Ульяна, почти все дети в основном были из таких вот квартир, их трудно было удивить. Помнишь, в «Записках» Володя упоминает одноклассницу Женечку, у которой дедушка – член ЦК? Вот такие у него были одноклассники. Думаю, что против приглашения в гости товарища или подружки из своего класса Зина не возражала, это было безопасно. Но вот чужих, не из своей школы – ни-ни. Такое не приветствовалось. Поэтому ничего удивительного, что Володя с самого начала не рассказывал дома про Аллу и не показывал ее родителям. Сначала скрывал, как все дети, а потом, когда стал студентом и начались бесконечные разговоры о поиске подходящей партии для подкрепления будущей дипломатической карьеры, понял, что Аллу мать и отец не примут. Вот и молчал как партизан. А уж когда семья Аллы подала документы на выезд, сам бог велел дома ничего не рассказывать. Желающие эмигрировать тут же записывались в предатели Родины, поддерживать с ними контакты было опасно. Лагутины-старшие такую девочку даже на порог не пустили бы.

Что ж, это в какой-то мере объясняло отсутствие упоминаний об Алле в записях моей троюродной сестры. Зина и в самом деле могла вообще не знать о существовании девушки, которую любил ее сын.

– Но история с внезапным разрешением на выезд выглядит как-то уж слишком сказочно, – заметил я. – Правда, я совсем не знаю ваших реалий в то время, особенно в сфере миграционной политики. Ты считаешь, что это нормально? Так часто бывало?

Назар покачал головой и потянулся за сигаретами. Я не возражал против курения в своей квартире, потому что спал и работал в двух других комнатах. Табачный дым мне не мешал.