В кабинете главврача не оказалось. Я нашла его в терапии осматривающим больных. Он тоже был усталым и прислушивался к моим вопросам вполуха, словно не понимая, зачем я к нему явилась.
– Не справляемся, ваша светлость, – поделился он, когда мы вышли из палаты. – Сами видите. Не хватает персонала, коек, машин, чтобы забирать раненых. Нам нечем кормить больных, неделю уже сидят на овсяной каше. Мэр на все просьбы отвечает, что сделать ничего не может.
Я скрипнула зубами и попрощалась. Счет к мэру рос на глазах.
После госпиталя я попросила отвезти меня в центр помощи беженцам при мэрии. Огромная очередь, тянущаяся через всю центральную площадь, начиналась от черных дверей веселенького старого здания, выкрашенного в голубой цвет, с флагами Инляндии и Дармоншира на шпиле. Я прошла вдоль очереди и, извинившись, вместе с гвардейцами протиснулась в двери.
В помещении, сплошь заставленном коробками, за широким столом сидел чиновник с равнодушным лицом и пробивал печатью талоны, а его помощники выдавали людям коробки с пайками.
– Дайте и мне один, – сказала я и мило улыбнулась лысине чиновника.
– Талон, – бросил он, не поднимая глаз.
– У меня нет талона, – призналась я.
– Без талона не положено, – буркнул он. – Следующий.
– И все же, – проговорила я и кивнула одному из охранников, – я настаиваю.
Чиновник поднял голову, глаза его расширились, и он приподнялся на стуле.
– В-ваша светлость!
– Моя, – согласилась я, принимая из рук гвардейца коробку с пайком. Открыла, посмотрела на содержимое – и, достав пакет с мукой, высыпала ее чиновнику на стол. В белой пыли копошились толстые мучные черви. Народ, ожидающий в очереди, зашумел, раздались возмущенные выкрики.
– Что это? – спросила я нежно, хотя пришлось прилагать усилия, чтобы не сорваться на крик.
– Ваша светлость, – чиновник судорожно вытер лысину. – Я что? Я ведь ничего! Даю что выдают. Мое дело – талоны пробивать, ваша светлость!
– Конечно, – кивнула я, направившись к выходу и прихватив с собой второй пакет с мукой. – Сергей, проследи, чтобы господа оставались здесь и никуда пока не звонили. Выдачу пайка приостанавливаем.
Водитель понятливо кивнул, и в этот момент раздался звонок телефона.
– Да? – проговорила я в трубку, глядя, как охранники успокаивают взволновавшихся людей.
– Дайте хоть такую, мы просеем, – причитала какая-то женщина, и ей вторили на разный лад. Бедные отчаявшиеся люди.
– Ваша светлость, – раздался в телефоне голос капитана Осокина. – Взломали мы склады, скрутили охрану. Все хранилища забиты продуктами из Рудлога и Маль-Серены.
– Понятно, – зло отозвалась я. Внутри плеснуло яростью, по помещению пронесся ветерок, разметав талоны, мучную пыль и бумаги. Народ испуганно примолк.
– Это не всё, – продолжал капитан. – Пока мы здесь допрашивали охрану, подъехал грузовик одного из поставщиков. Мы велели охранникам принять груз, как обычно, и понаблюдали. Из грузовика выгрузили мешки с просроченной мукой. А загрузили продукты хорошего качества. Взяли водителя, он сдал хозяина, мы съездили к нему, привезли сюда, прижали. Он божится, что все согласовано с мэром и он не один такой. Несколько местных крупных торговцев проворачивают мошенническую схему: просрочку сдают в пункты помощи, а хорошие продукты перефасовывают и выставляют в своих магазинах. А половину прибыли отдают мэру и еще нескольким повязанным с ним чиновникам.
– Понятно, – повторила я звенящим голосом. – Капитан. Грузовики задержали?
– Так точно, ваша светлость.
– Берите задержанных молодцев, и пусть грузят туда продукты. А затем везите к центру помощи. Нужно раздать людям.
– Так точно, – повторил Осокин.
«Только не натвори дел, – говорила я себе, поднимаясь на второй этаж мэрии и сжимая в руках пакет с мукой. Меня трясло от злости. – Только не натвори ничего непоправимого».
Мне нужно было успокоиться, но я не могла: меня гнали в спину ярость и отвращение. Пока в нескольких десятках километров отсюда шли кровопролитные бои, в больницы везли тысячи пострадавших, и мой Люк, как и множество других людей, аристократов и простых, рисковал собой, часть дармонширской элиты жила так, будто войны нет. А некоторые еще и считали возможным наживаться в это время. Зачем? Зачем им деньги, если завтра их могут прибить к дверям администрации, а их жен и детей – угнать в рабство? Никогда мне этого не понять.
– Господин Фемминс обедает! – поднялась секретарь на входе в кабинет мэра, но я мазнула по ней взглядом и прошла дальше. Охранники у дверей не стали меня задерживать.
Мэр Фемминс действительно обедал – в роскошной столовой при кабинете, за столом, уставленным блюдами и дорогим вином, в компании нескольких местных баронов и одного графа. Я подумала, что из окон должна быть видна очередь голодных людей, и едва удержалась, чтобы не приказать арестовать мэра безо всяких разговоров.
– Ваша светлость, – растерянно сказал Фемминс, поднимаясь и выцепляя взглядом пакет у меня в руке. – Какая честь! Как вы прекрасно выглядите! Присоединитесь к обеду?
Он волновался. Понимал: что-то не так.