Горький вкус любви (СИ)

Они собрались достаточно быстро и доехали до Москвы тоже быстрее обычного, учитывая, что ночью дороги разгружены.

У Воронцовой уже была скорая, врачи диагностировали сердечный приступ. Маша с Дмитрием провели у Ирины Константиновны всю оставшуюся ночь и только утром, когда она сама попросила их уйти, покинули её квартиру.

Утреннее солнце залило улицы города, снег блестел под светом этого зимнего, негреющего светила. Люди спешили на работу и по делам, Воронцов смотрел на всё печальным взглядом.

— Спасибо тебе, Маруся. — произнёс он, когда они вышли из подъезда и оказались во дворе, около его машины. — Если бы не ты, с мамой могло быть всё хуже.

— Дмитрий Михайлович, я, конечно, может и не права, и, наверное, не имею права этого говорить, но вы поступаете неправильно. — он внимательно посмотрел на неё.

— В чём?

— Вам очень плохо, вы потеряли близкого и дорогого человека, пожалуй, самого дорогого в своей жизни, я всё понимаю, всё чувствую… Но… Вы слышите только свою боль. Это неправильно и эгоистично по отношению к Ирине Константиновне. Уйдя в себя, вы не замечаете насколько плохо ей. Она лишилась самого ценного-любимого человека. Да, у неё есть вы, но ведь понятно же, что у детей всегда своя жизнь и это, наверное, правильно, таков жизненный закон. А у неё был только Михаил Алексеевич, с которым они провели не много, не мало, пол жизни! Человек, с которым она узнала что такое настоящее счастье, рядом с которым случилось всё, что она когда-либо испытала. Это как лишиться частицы себя… И сейчас, когда это произошло, она даже не видит поддержки от родного сына. А ведь она женщина, она слабее, несмотря на то, что кажется сильной. Простите, что я это говорю. Просто… Оплакивая отца, не потеряйте мать. Мёртвому вы уже не поможете ничем, кроме молитвы о нём и памяти. Обратите внимание на живых. — девушка замолчала. Дмитрий сделал пару шагов и сел на лавочку, стоящую у подъезда. Маша тоже опустилась рядом.

— Ты права, Маш. — наконец вымолвил Воронцов. — Я только сейчас, кажется, понял, насколько ты права. Какая же ты мудрая, девочка… — он вдохнул морозный февральский воздух. — Я действительно совсем ослеплён горем так, что забыл о главном-о том, что не только я потерял отца, а и мама потеряла мужа, опору, любимого человека. — он замолчал. Было видно, насколько тяжело ему даются слова об отце. Малейшее воспоминание ранило душу снова и снова, как ранят мельчайшие осколки, коснувшиеся кожи.

— Надо жить. — как-то особенно, но в то же время просто, сказала Северцева, взяв его под руку и заглянув в глаза.

— Я постараюсь, Машенька. — кивнул Воронцов, а в мыслях промелькнуло: «Разве что ради тебя».

Прошло несколько дней. Состояние Ирины Константиновны ухудшилось, превратившись в предынфарктное, и маму Дмитрия положили в кардиологию.

Маша и Дмитрий Михайлович ездили в больницу каждый день, навещали и заботились о Воронцовой.

Женщина полюбила Марию всей душой, ей очень нравилось разговаривать с ней по душам, делиться драгоценными моментами своей жизни, извлекая воспоминания из шкатулки памяти, шутить над чем-то, слушать Машу и её умозаключения или рассказы о себе.

Как-то раз, когда Северцева с Дмитрием уже уходили вечером, прощаясь с Ириной Константиновной, и её сын пошёл вниз прогревать машину, а Маша ещё задержалась в палате, заканчивая наводить порядок в лекарствах, Воронцова взяла девушку за руку и сказала:

— Машенька, спасибо тебе большое.

— За что? — опешила Северцева.

— За твою заботу, за доброту, за участие, за Митьку моего спасибо. Я же не слепая, понимаю, что это ты его вытащила из того состояния. Я видела сына до и после похорон-он сам выглядел не лучше покойника. — ответила женщина.

— Ирина Константиновна, да ну что вы такое говорите… Просто Дмитрий Михайлович очень тоскует по отцу, он любит его…

— Но факт остаётся фактом. Если бы не ты, разве взял бы он себя в руки? Мужчины, моя милая, в таких ситуациях как дети. Если их не успокоить, не дать им силы своими словами, вниманием, заботой, не подтолкнуть к жизни, то… Вряд ли они перестанут плакать и жаловаться на судьбу. Им нужен кто-то рядом, чтобы понять, что надо лететь дальше. А Митя… Он любит тебя. Только это его и удержало на краю пропасти от падения. А он бы упал, уверяю тебя как женщина, которая знает его на девять месяцев раньше, чем он сам себя. — Маша поражённо смотрела на мать Дмитрия.

— Ирина Константиновна, я всего лишь с ним поговорила и напомнила о том, что жизнь продолжается. И то, он не до конца ещё оправился от потери… Я же вижу. Так что, моей заслуги здесь нет.

— Не отрицай очевидное, Машенька. Просто будь с ним рядом, тогда он способен будет многое перенести. — Северцева лишь улыбнулась, не став вступать в спор с Ириной Константиновной.