Горькое похмелье

– Ты куда папаху с четырьмя тесемкамы надив? – сердито спросил Задов у Саввы. – Ты ж сотнык. Восемь тесемок…

Лёвка снял с одного из махновцев папаху с восьмью перекрещенными тесемками и нахлобучил ее на голову Саввы.

– Так по дури можно всю операцию завалыть… Из-за якоись мелочи, – буркнул он.

Он еще раз осмотрел переодетых махновцев и остался доволен.

– Ты, Савва, веды хлопцив Лысою балкой до самой Макеевой хаты… И там ждить! Добре, шо форма черна. Нам це для темной ночи в самый раз. Вдарим, як начне свитать. Тут на рассвете всегда туманець стоить. Другый раз такый, шо даже пальцив на руке не выдно. Так шо вслухувайтесь. Як вдарять пулеметы – зразу ж в ихни окопы.

Савва кивнул и первым спустился на дно балки. За ним потянулись и остальные переодетые махновцы. Белые папахи за пазухой. Вмиг растворились в зарослях верболоза. Вскоре стих и хруст сушняка под их ногами…

– Ну, хлопцы. – Махно расстелил на траве свою бурку, улегся. – Осення ночь длинна…

Сон никак не шел. Как всегда во время боевых операций, связанных с маскарадом, переодеванием, неожиданными трюками, Нестор испытывал особое возбуждение. Может быть, не актер жил в нем, а режиссер? Впрочем, он и был режиссером необыкновенной по изобретательности партизанской войны. Каждый бой для него становился спектаклем. И чем больше рисковал он сам в таком спектакле, тем более волнующим и радостным был выход «на поклоны» – к восторженной и признательной аудитории, состоящей из настоящих ценителей, тонких знатоков, профессиональных, изощренных и бесстрастных вояк.

Проснулся он, едва начало светать. По степи плыл туман, затапливал низинки.

Нестор подошел к конникам, те уже были готовы к атаке.

– Ну шо, хлопцы! Теперь, як в театре, наш выход! – сказал он. – Задача проста! Проскочить перед ихнимы окопами так, шоб ни одна пуля не догнала. Приковать на себя их внимание – пусть откроют огонь, а самим исчезнуть… Это будет вроде як репетиция атаки! А в атаку пойдем, когда уже наши хлопцы до них в окопы попрыгают… Все понятно?

– Та чого ж!

Нестор остановил взгляд на Задове:

– А ты, Лёвка, чего в тачанке?

– Та вы ж знаете: конякы подо мною подламуються.

– Як тебя только девки терпят?

Хлопцы сдержанно засмеялись.

– Есть одна така, шо не пидламуеться, – пошутил кто-то из повстанцев и осекся. С Лёвкой лучше держать себя поосторожнее. Он, конечно, добродушный с виду, мягкий, как тряпичная игрушка, но в маленьких глазах иной раз такое блеснет, что холодком окатит. Медведь – он тоже вроде зверь не злонравный, но лучше обойти его стороной.

– Ти-хо! – прошипел Нестор.

Они долго стояли, вслушиваясь. Наконец где-то вдали в отсыревшем воздухе простуженно татакнул пулемет. Ему отозвались винтовочные выстрелы… Началось!

– Ну шо? Гайда!

Всадники сорвались с места, стали набирать ход. И через мгновения тишина взорвалась многоголосым криком: «Даешь!», «Ур-ра!», «Гайда!», «Смерть им!»…

Вышли на прямой ход. Мчались вдоль окопов. Оттуда тоже раздались первые винтовочные выстрелы, застучали гуще… Залились длинными очередями пулеметы…

А всадники уже уходили от окопов, скрывались в тумане…

Окопавшиеся белогвардейцы стреляли в туман. А в окопы тем временем вваливались все новые «защитники». Никто не обращал на них внимания. В черкессках. Свои!

Савва свалился прямо в пулеметное гнездо:

– Як, хлопци?

– Отобьемся, господин сотник! Не впервой!

Никто не услышал два револьверных выстрела, а и услышал бы, не обратил внимания. Кругом стоял сплошной гул. Один из пулеметчиков свалился замертво, а второй, раненный, вцепился в Савву. Удар кавказского кинжала успокоил и его.

Савва развернул пулемет. Ему помогал один из махновцев. «Максим» теперь бил вдоль окопа, срезая всех, кто находился в нем. Сначала в одну сторону, потом в другую. И окоп смолк.

Махновец и Савва поволокли пулемет дальше, к новой точке. А кавалеристы Каретникова, сделав кружок, вновь выплыли из тумана. Впереди мчался Нестор.

– Гайда, хлопцы! Батько с намы!

Неслись всадники. Они были воодушевлены. Один упал… другой… Но не было уже того шквального огня. Лишь кое-где еще раздавались одиночные винтовочные выстрелы.

…Наблюдавший за ходом боя с крыши одной из хат, где предварительно была снесена часть соломенного верха, командир Богуславского пехотного полка вдруг возмутился:

– Что за черт! Почему замолчал правый фланг? – И, обернувшись, крикнул вниз: – Резерв!

…Между тем в окопах правого фланга завязалась жестокая рукопашная схватка. У Нестора на бедре были порваны гусарские чакчиры, сочилась кровь. Но кто обращает на это внимание в пылу боя?

Пешие махновцы, следующие за кавалерией, вваливались в окопы, вступали в рукопашную.

Белогвардейцы стали поодиночке и группами выскакивать из окопов, бежать к спасительным гуляйпольским хатам.

И тут, проскочив линию окопов, развернулись тачанки. Пулеметы ударили по бегущим, по хатам, откуда велся огонь.

Богуславский полковник торопливо спустился с крыши дома, сел на лошадь. За ним – адъютант. Они проулком выскочили из села и понеслись к окопам. Надеялись остановить бегство.