Город

– Мне честный человек нужен, – оглядываясь, объявил дед. – Желательно ветеран, который станет служить мне так же верно, как служил Городу. Взамен буду кормить и обещаю справедливую плату!

Естественно, сразу обнаружилось, что в армии отслужили все поголовно. Даже Обтрепа, не способный отличить палаш от параши. Старик стал ходить среди собравшихся, задавая вопросы. Его речь была резкой и точной, светлые глаза смотрели пронзительно, мигом определяя обман. Наконец он остановился перед Обтрепой:

– Имя?

– Обтрепа, господин.

– Подразделение?

– Сорок второе, господин. – Обтрепа покраснел и уставился в землю.

– Сорок второе… а дальше? – нахмурился старик.

Обтрепа судорожно пытался придумать хоть какое-нибудь военное слово, но в голове воцарилась полная пустота. Он безнадежно продолжал смотреть в землю.

– Ты честен, Обтрепа?

– Да, господин, – непонимающе выговорил он, ведь его только что поймали на лжи.

– Как ногу попортил?

– Несчастный случай в детстве, – сознался Обтрепа, сгорая от стыда.

– По ступенькам лазить можешь? Этот дом состоит большей частью из лестниц.

– Да, господин! – ответил Обтрепа, и сердце так и подпрыгнуло. – Я все могу делать нисколько не хуже тех, у кого здоровые ноги!

– Пойдем. Докажешь. И хватит звать меня господином!

…Солнце понемногу садилось над тихой и теплой площадью, когда Обтрепа неуклюже поднялся. Он решил сделать еще один заход. Еще попытку вызвать благодарность и восхищение на личике Эмли. Он проковылял через площадь и, подавив страх, снова твердой рукой постучал в дверь.

После очень долгого ожидания ему открыл тот же самый слуга.

Обтрепа прокашлялся и повторил давно затверженные слова.

– Я хочу видеть твоего хозяина. – И в порыве вдохновения, оказавшегося судьбоносным для всех, добавил: – Вуаль, которую я разыскиваю, бесценна. Если я вернусь без нее в дом моего господина, он будет искать удовлетворения в суде самого Бессмертного!

* * *

Сняв рабочие башмачки и держа их в руке, Эмли промчалась по всем лестницам в прихожую. Она не хотела, чтобы Бартелл услышал и начал переживать еще и об этом. Девушка потихоньку открыла дверь. Она очень торопилась, но годы тяжелой жизни приучили ее к осторожности: она заперла за собой дверь, положила ключ в карман и тогда только бегом бросилась через непроглядно-темную щель между домами. Внизу, прямо под ногами, послышалось что-то вроде дробного перестука коготков: неужели вместе с ней, как когда-то, бежали крысы? Вот уже несколько лет она не выходила из дому в темноте. Между тем ночной воздух был бодрящим и свежим, и даже будущее перестало казаться таким уж мрачным.

Она обнаружила Обтрепу на том же месте. Он сидел, прислонившись к стене, и только поэтому не падал. Казалось, он спал.

– Обтрепа, – шепнула она, и он зашевелился.

Узнав девушку, он подтянул поближе костыль и попытался подняться. Тут она заметила кровь у него на лице и на теле и бросилась ему помогать. Он кое-как встал. Она была слишком мала ростом, чтобы подставить ему плечо, но все-таки обхватила за пояс, и они медленно захромали вперед.

– Что случилось?

Одна сторона его лица была сплошным кровавым месивом, глаз закрылся. На куртке тоже виднелась кровь, но с лица или из других ран – поди разбери.

– Люди купца… – пробормотал он, не поднимая глаз. – Двое… побили меня. Я про вуаль спрашивал… – И он застонал – то ли от боли, то ли от бессилия.

Эмли тут же вообразила, как явится в дом торговца, возможно во главе нанятого отцом домашнего войска, и потребует не только вуаль, но и возмещение за побои. Потом вспомнила, что этой ночью им предстояло исчезнуть, и сообразила, что взять Обтрепу с собой они не смогут, ведь для калеки это будет слишком опасно. Она знала, как он к ней относится, этот долговязый парень с изувеченной ногой и добрым сердцем. Как он мечтал быть ее защитником… Она и сама хотела бы, чтобы он смог им стать. Она кое-что знала о мужской жестокости и отчасти представляла себе, что за несчастную жизнь вели иные женщины, бесправные и беззащитные. Ее саму все время кто-то оберегал. Сначала брат, потом Бартелл. Только представить, что от ужасной будущности, полной боли и унижения, ее ограждал один-единственный старик…

Достигнув Стеклянного дома, Эм отперла дверь и завела раненого внутрь. К тому времени она уже придумала, как скрыть от Бартелла, что в подобный час выскакивала на улицу. Она прижала палец к губам. Обтрепа нахмурился, но кивнул. Потом она крепко постучала по двери с внутренней стороны. Обождала, пока наверху не зашевелился проснувшийся отец. Распахнула дверь – и улыбнулась слуге.

– Обтрепа! – громче, чем требовалось, воскликнула она для пущего эффекта.

Хотела закрыть дверь… и отшатнулась в ужасе, потому что из темноты выскочили трое здоровяков. Они просто отшвырнули ее в сторону и вошли. Двое – с мечами наголо, третий, седобородый, держал в руке утыканную гвоздями дубину. Он пинком затворил дверь.

Предводитель, темнолицый мужчина с повязкой на глазу, схватил Эм за плечо:

– Где старик? – Он посмотрел на лестницу. – Наверху?