Город без войны

Точка медленно увеличивалась. Это был человек, одетый в вязаную чёрную шапку, грязную майку, ватные штаны и огромные валенки с калошами. Человек брёл в сторону броневика, поминутно спотыкаясь, отчего руки его, безвольно болтавшиеся, подлетали вверх, как у тряпичной куклы. Шиз перестал пить чай, поёрзал на броне и полез внутрь. Тем временем человек приближался, и чем ближе он подходил, тем сильнее замирало Сашкино сердце и быстрее бежали мурашки по спине. Этот человек, приближающийся к Сашке, человек с серым лицом, белыми неживыми глазами, рыжими усами над верхней губой и рыжими вихрами, торчащими из-под шапки, этот человек был Лёва… Сашка хотел спрыгнуть с броневика, но ноги от страха подкосились, и он только закрыл ладонями глаза. А когда открыл их вновь, Лёвы не стало. Сашка вытер пот со лба и слез на землю. Там стояло оно. Это был парень в красной куртке, в хороших ботинках, только вместо лица у него была кровавая рана. Лоб разворочен, превращён в серо-красную массу; правый глаз вытек, и на его месте сидела жирная зелёная муха, а левый смотрел на Сашку; обнажённые клыки сложились в жуткий оскал. От парня тянуло сладковатым запахом разложения. Громко закричав, Сашка побежал. Он пытался бежать быстро, но ноги стали словно свинцовые и ничего не получалось. Запах разложения преследовал его, заставлял бежать дальше. Сердце колотилось, одежда насквозь промокла от пота. Впереди показалась колонна людей в гвардейской форме. Люди шли через степь унылой вереницей, еле волоча ноги.

– Ребята! – крикнул Сашка и вдруг понял, что все эти люди мертвы. Ничего живого не было в их облике.

– Это карма! – откуда-то сверху крикнул Шиз.

Сашка упал и уткнулся в пыль.

– Иди к нам, – позвал один из кадетов, – мы тебя давно ждём.

Сашка увидел перед собой протянутую руку трупа и закричал нечеловеческим голосом…

– Тихо, тихо! – появился откуда-то Кеша. – Это я! Приснилось чего?

В комнате светлело. Кеша сидел рядом и крепко держал Сашку за руки.

– Не ори! Всю бригаду перебудишь!

Потом потрогал ему лоб.

– Ты заболел, точно заболел. Наверное, от Хныка заразился. Тот тоже вчера свалился больной.

– Кеша, я же не виноват! – скороговоркой заговорил Сашка. – Тот, падальщик, нас убить хотел, и Лёва меня убить хотел! Стоял с автоматом. Я бы никогда первый не выстрелил. Мне так плохо, Кеша! Я бы домой ушёл! Ушёл уже, а там теперь другие люди живут! И из Корпуса меня выгнали! Просто так, ни за что. У меня отец погиб. Главу защищал. Я ему теперь даже завидую. Лучше так умереть, как он, чем тут с крысами… А пока я здесь торчал, у меня мать умерла. Это я её убил, Кеша, я ей не сказал, куда иду!

Кеша продолжал держать Сашку за руки, будто боялся, как бы чего не вышло.

– Теперь этот Лёва мне сниться будет, не даст он мне жизни! – говорил Сашка. – Зачем я здесь, Кеша? Может, мне лучше подняться повыше – да и вниз? Вы меня закопаете, и ничего плохого больше не случится! Что мне делать, Кеша? Что мне делать?

– Тебе – не знаю. Я бы, конечно, к матери на кладбище сходил. Её ведь на городском кладбище похоронили?

– Наверное, – Сашка с ужасом понял, что даже этого не спросил у дяди Вити. Сашкиного отца похоронили на офицерском кладбище, но мама-то не была военной.

– Знаешь, Санёк, – Кеша отпустил его, повертел в руках свой шлем, надел, – я тебя понимаю, у меня ведь тоже мать умерла. Три года уже прошло. Она от гриппа умерла, а я даже не знал. Мы тогда все этим болели, но меня батя умудрился в город привезти, в больницу. А я тут как начал болеть: одно за другим, грипп прошёл, желтуха началась, потом ещё дрянь какая-то, я уж и названия не помню. Батя думал, что и меня хоронить придётся, ну и не стал говорить о матери. Выписали меня, а тут нá тебе: сирота ты, Иннокентий. Как я ревел! Ты, Санёк, ещё молодцом держишься, а я совсем расклеился. Да ещё батя попивать стал. Вместе и страдали. Но он у меня хороший: собрал последние деньги, мы на них трактор хотели купить, маленький такой, знаешь? Вот, вместо трактора заплатил за меня, идиота, чтобы я в танковом училище учился. А меня выгнали. Теперь к бате нельзя, пока деньги не соберу, ну уже немного осталось, пара боёвок – и домой. Хочешь, со мной поедем, тут к югу от города фермерское поселение, там хорошо, даже озеро есть. Будем хлеб выращивать, это ведь лучше, чем из автомата палить, верно?

Сашка кивнул. Кеша казался таким близким, как брат, и Сашке хотелось ткнуться ему в плечо и заплакать.

– Ну ладно, – распорядился Кеша. – Давай с тобой вместе на кладбище съездим. Только мне кажется, что ты болеешь.

– Это я вчера бормотухи с Гогой налакался, да ещё Олег побил. Ты бы себя как чувствовал?

– Я бы сдох, как любит говорить наш Хнык. – Кеша встал. – Ладно, пойду Олега разбужу, надо же ему знать, куда мы собрались, а то решит, что ты опять убежал.

– Я сейчас тоже подойду, – сказал Сашка. – Я вещи в рюкзаке принёс, где они?

– Да вон, я на подоконник рюкзак бросил. Ты себе или продавать притащил?

– Дарить.

Кеша пожал плечами, явно не понимая, как можно добровольно с чем-то расстаться и ничего не получить взамен, и вышел.