падающее с деревьев тленное золото, только моя тонкая рука в холодной руке Ветра. В
голове, затуманивая рассудок, звучали непонятные мысли и желания: “если бы он сейчас
поцеловал меня, я бы не стала возражать, и даже ответила ему порывистым и горячим
поцелуем”. Но, как только я сама потянулась к нему, музыка внезапно оборвалась. Он резко
отстранился и взглянул на меня с колючей усмешкой. Его тёмные глаза снова выражали
знакомое равнодушие, смешанное с презрением.
Ругая себя за свои непонятные действия, я отвернулась от него и пошла к девушке, которая с
интересом наблюдала за нами, стоя возле чёрного рояля, чья краска давно облупилась. Она
была похожа на сказочную фею, сошедшую с иллюстраций книг, которыми была забита
комната Радуги.
– Здравствуйте, Иллюзия, – ласково сказала она. – Вам понравилась моя игра?
– Это было волшебно!
Я пробежала пальцами по клавишам, и удивилась, поняв, что инструмент совсем расстроен.
– Вы пришли сюда ночью, чтобы играть? – спросила я девушку, которая переключила своё
внимание на моего ночного спутника, стоявшего недалеко от нас.
Какое-то время она ещё изучала его, прежде чем ответить мне.
– Да. Я всегда прихожу сюда в этот час.
– Вы смелая девушка, – сказала я, улыбнувшись ей.
– Я ничего не боюсь, кроме забвения. Когда-то я была известной пианисткой, а теперь меня
никто не приходит слушать. Это так грустно, вы не находите?
В этот миг её ноты подхватил сильный порыв ветра и унёс их на дно оврага, бросив лежать
среди грязных бутылок и прочего мусора. Она молча подошла к краю и долго смотрела вниз,
как свергнутая, но хранящая в себе остатки былой гордости, принцесса, которая спустя
много лет вернулась в родные края, забралась на высокий мыс и устремила взгляд на
развалины своего некогда величественного замка, чьи камни давно смешались с камнями
прибрежных скал.
– Я помогу вам собрать их, – сказала я, приблизившись.
– Не надо, – покачала головой девушка и вернулась к своему инструменту.
– Почему? – не поняла я.
– Потому что я больше не буду играть, – ответила она, захлопнув крышку рояля.
Однажды я похожим образом заявила маме о своём нежелании ходить в музыкальную
школу. У меня были способности, мне нравилась музыка, нравилось играть на пианино, но
неуравновешенные учителя и навязчивая идея мамы сделать из меня нового Моцарта
постепенно отбили у меня всякое желание заниматься. Это не было детским капризом, но
мама не могла воспринять моё решение по-другому. Она даже не представляла, как больно
было всё время чувствовать, что я не оправдала её надежд.
– Мне нужно уходить, – сказала девушка, стряхнув с волос маленький листик.
– Вы больше не придёте сюда?
Эта девушка ничего не значила для меня, но я чувствовала в ней что-то родное, мне хотелось
увидеть её снова, хотелось вновь услышать, как она играет, как нежно и тихо звучит её
голос.
– Возможно, когда-нибудь я ещё приду. Это зависит не от меня, – печально ответила она.
К нам подошёл Ветер, и по взглядам, которыми они обменялись, я поняла, что они знакомы.
– Мне не нравятся твои шутки, – сказала она ему, сердито нахмурив тёмно-медные брови.
– Не понимаю, о чём ты, Мелодия. Кстати, как поживает твоя сестра?
Девушка скрестила руки и отступила на шаг, явно желая поскорее уйти отсюда.
– Она тяжело больна. У неё украли душу.
– Лишилась разума, – заключил Ветер.
Девушка помрачнела и сказала, повернувшись ко мне:
– Мне нельзя здесь больше оставаться. Я ухожу. До свидания, Иллюзия.
Она быстро скрылась в неосвещённой части кладбища. Её легкие шаги ещё слышались в
ночной тишине, когда я спросила Ветра:
– Кто она? Почему она кажется мне знакомой?
– Это Мелодия. Она здесь уже давно, – ответил он, достав из плаща несколько листков,
которые стал внимательно просматривать.
– Ты привёл меня сюда ради встречи с ней? Если так, то это никак не помогло мне.
– Прискорбно, – он поднял голову, оторвавшись от своего занятия. – У меня для тебя письмо.
Возможно, оно развлечёт тебя.
Он протянул мне бумажный лист, исписанный неторопливым аккуратным почерком. Этот
почерк я бы ни за что не спутала ни с чьим другим: легкий наклон, заглавные буквы с
красивыми завитушками шептали мне о том вечере, когда я, вернувшись с дополнительных
занятий, увидела у брата на столе чужую тетрадь, чей интригующий хозяин так интересно
писал о “Страшной мести” Гоголя. Не любовь Андрея к литературе и его склонность к
списыванию чужих сочинений способствовала моему знакомству с Сашей. Его мысли и
рассуждения поразили меня настолько, что я попросила брата как можно быстрее
познакомить меня с ним. Саша учился в нашей школе, но был на класс старше, поэтому я
почти не знала его. Иногда я видела его на переменах в компании Андрея, но не
интересовалась этим серьёзным парнем в строгом костюме, считая его скучным и
правильным отличником. Наш первый разговор развеял все мои предубеждения. Его
внешняя сдержанность была лишь прикрытием – внутри у него бушевал сумасбродный
вихрь настоящих эмоций. И всё же я, находясь в плену романтических идеалов, ждала от
него нечто большего. Потом, несмотря на то, что Саша стал часто бывать у нас в гостях, мы