«Эта экспедиция была затеяна не для того, чтобы найти убежище для драконов!» — не раз говорила она ему. «И это было не просто изгнание, хотя я считаю, что многие в Совете хотели бы, чтобы это было поручено именно им. Содержание драконов обходилось недешево, опасно и неприятно. И они как раз мешали раскопкам. Но есть что-то ещё, Рейн, то, что не лежит на поверхности, и это что-то — очень зловещее. Что-то противное, несущее за собой много денег и, скорее всего, наших „дорогих друзей колсидеанцев“»
«С чего ты это взяла?» — спросил он её.
«Просто сложила из разных услышанных вещей. Слух о том, что один из охотников делает это ради денег; что несколько лет назад он кого-то убил для получения наследства. Возможно, и сейчас кто-то в Совете в курсе этого, или даже принимал участие в данном деле; или, возможно — охотник шантажом добился от кого-то из членов Совета включения его в экспедицию. Ох, Рейн, это только сплетни, маленькие кусочки. Но от них возникает тяжелое чувство. Пропавший Сельден, от которого давно не было ни одного известия. Его последнее письмо показалось мне подделкой. И почему, почему, наконец, Тинталья не вернулась, чтобы увидеть, что стало с другими драконами? Как можно быть такой бессердечной к своим родичам? Неужели, найдя партнёра и имея возможность получиться свой потомство, она отказалась от этих драконов? Или — с ней случилось что-то страшное? А может быть — герцог Колсиды послал за ней и её приятелем своих охотников?»
«Не думай о плохом, дорогая моя! Селден — молодой человек, который вполне в состоянии позаботиться о себе. Насколько мы знаем, от вообще может быть сейчас с Тинтальей. А причина, по которой она не вернулась, возможно в том, что она думала, что её помощь больше уже им не нужна, раз люди заключили с ней договор?»
Он говорил ей слова утешения, но после того, как они были сказаны, он сам вдруг осознал, что они прозвучали очень печально. Почему Малта так была зациклена на драконах? Да, Тинтальня спасла жизнь им обоим, вновь дала обрести друг друга — это правда. Но — и то! — после того, как неоднократно подвергала опасностям и мучениям. Неужели синяя драконица считает себя уже ничем не обязанной им? Или — они — ей? Иногда он просто мечтал, что они с Малтой оставили бы позади это возвышение в ранг «Старших», и стали бы просто обычной любящей парой из Дождевых Чащоб, ждущих своего первенца.
Лефтрин откашлялся… А Рейн… увидев усталость на лице капитана, почувствовал вину за то, что вынужден тащить его к себе. Но он обещал Малте.
«Пожалуйста!», — Промолвил Рейн и это слово повисло в наступившей тишине.
Вдруг рядом кто-то кашлянул. Рейн повернул голову и нашёл взглядом молодую девушку, смотрящую на капитана. Её грубая одежда говорила о том, что она матрос, а черты её лица — что она была в родстве с Лефтрином. Видимо, она была дочерью кого-то из двоюродных братьев Рейна. Не дрогнув, девушка встретила взгляд капитана:
«Я могла бы заменить Вас, сэр, если Вы слишком устали.», — предложила она.
«Я не знаю всего, что знаете Вы, но могу поспорить, что смогу ответить на многие вопросы Леди-Старшей по существу!»
«О, даже так?», — облегченно выдохнул Рейн. Но прежде чем она ответила, Лефтрин издал усталый стон.
«Я пойду. Дай мне время найти что-то сухое из одежды. Хотя… я буду таким же мокрым, когда попаду к вам.»
«А я могу пойти?», — с надеждой спросила девушка-матрос.
Лефтрин взглянул на Рейна:
«Не будет ли твоя жена против принять двух посетителей так поздно?»
«Нет, нет, она будет в восторге!», — с благодарностью ответил Рейн, улыбнувшись девушке, которая озорно подмигнула ему в ответ.
«Я возьму непромокаемый плащ», — объявила она счастливым голосом и бросилась из комнаты.
Малта подползла к последней части мостика на четвереньках. Усиливающийся ветер опасно раскачивал его, а ограждающие канаты стали очень скользкими. Как только она добралась до платформы у ствола дерева, которой заканчивалась дорожка, она смогла приютиться с подветренной стороны. Ей хотелось закричать, чтобы унять собственный плач, но для этого не осталось ни сил, ни дыхания, ни времени…
«Моё дитя появится на свет очень скоро!», — проговорила она вслух, чтобы создалось впечатление, что она не одинока в этот момент. Она плотнее обернула плащ вокруг себя и прислонилась к дереву спиной в качестве опоры, пережидая ещё один болевой укол, нанесенный ей новой схваткой. Ей пробивала дрожь, но не от страха, а от холода. Бояться было нечего: женщины многих поколений рожали детей и многие справлялись с этим в одиночку. Это было совершенно нормальный и естественный процесс.
«Все буде в порядке. Я не боюсь. Мне просто холодно!»
Она сжала зубы, сдерживая рыдания, которые сопровождали процесс родов.
«Я смогу это сделать. Я должна это сделать. И я это сделаю!»