Носовой швартов уже втаскивали на борт, а Сварг встал у руля. Стражник с копьем пытался удержать кормовой швартов. Большой Эйдер пожал плечами и покачал головой, наблюдая за бесполезными попытками преследователей, а потом наклонился и отвязал канат от крепления, освободив Смоляного.
— По местам! — крикнул Сварг, и команда пришла в движение, начав действовать слаженно, словно была единым организмом.
— Смоляной? — тихо попросил Лефтрин, и живой корабль откликнулся сильным толчком невидимых, но мощных задних лап.
Капитан был рад, что держался за леер. Большой Эйдер крякнул от удивления и пошатнулся, когда баркас рванулся вперед. Наблюдая за изумленными стражниками, Лефтрин гордился тем, как ему удалось улучшить способности живого корабля, но в то же время и волновался: теперь его тайна будет раскрыта. С тех пор как стало известно, что такое диводрево на самом деле, любое его использование не только не одобрялось людьми, но и было строго запрещено Тинтальей. И то, что драконы, которых капитан сопровождал вверх по реке, приняли Смоляного, он приписывал терпимости Меркора. Он не хотел, чтобы об особенностях его корабля стало известно всем вокруг.
— Достаточно, дружище, — тихо сказал Лефтрин, и Смоляной стал грести осторожнее, чтобы все выглядело так, будто его команда обладала исключительными — однако не сверхъестественными — способностями.
— За нами погоня, капитан, — окликнул его Хеннесси.
Лефтрин посмотрел назад и чертыхнулся: старпом был прав. Либо Совет решил, что стражников недостаточно, либо несколько владельцев небольших лодок рассудили, что, следуя за Смоляным, смогут добраться до настоящих сокровищ. Слухи по Дождевым чащобам распространялись очень быстро, и Лефтрин не удивился бы, узнав, что даже мелкие торговцы прознали, что команда Смоляного нашла Кельсингру, но скрывает ее месторасположение. Капитан снисходительно усмехнулся, поскольку был уверен, что у преследователей ничего не получится.
— Держись от них на расстоянии, — велел он рулевому, — но не нужно…
Он не успел договорить — Смоляной сам принял решение. На этот раз он использовал не лапы, а скрытый под водой хвост: по поверхности реки вдруг пошли волны, и маленькие суденышки начали сильно раскачиваться. Когда Смоляной проплывал по мелководью, на мгновение его хвост стал виден. Потом баркас резко рванул вперед, а преследователям пришлось отчаянно сопротивляться волнам, чтобы не перевернуться. Не всем это удалось, и Лефтрин с сочувствием посмотрел на выбиравшихся из едкой воды матросов.
Отчаянный рывок Смоляного чуть не сбил с ног всю команду. Баркас стрелой полетел вверх по реке под изумленные возгласы свидетелей. Лефтрин расстроился: теперь отпираться бессмысленно, умные люди быстро обо всем догадаются. Он утешался лишь тем, что в ближайшие полгода они со Смоляным не вернутся ни в один из городов Дождевых чащоб. А к тому времени наверняка слухи уже утихнут и все позабудется.
Но пока Смоляной уверенно двигался против течения, а остатки флотилии лодок все еще пытались следовать за ним.
Хеннесси подошел к капитану посоветоваться:
— Как думаешь, они не попытаются взять нас на абордаж?
Лефтрин покачал головой:
— Да какое там, они еле-еле за нами поспевают. А скоро и вовсе отстанут: в темноте ничего не увидят, и им нужно будет пришвартоваться на ночь. А нам — нет.
— Думаешь, Смоляной сможет ночью найти дорогу вверх по реке?
Лефтрин усмехнулся:
— Нисколько не сомневаюсь.
— Ну вот, мы снова отправляемся навстречу приключениям, — сказала Малта дрожащим голосом. И закашлялась, пытаясь скрыть свое волнение. Но Рэйн все понял и обнял жену:
— Возможно, любимая, но на этот раз мы вместе. Втроем.
Послышался тихий шелест: это Тилламон приподняла край парусины и, наклонившись, тоже вошла в укрытие.
— Вчетвером, если считать меня, — сказала она брату и невестке, широко улыбаясь. В глазах ее горел какой-то непонятный Малте огонь.
— Неужели тебе не страшно? — спросила она золовку. — Мы понятия не имеем, куда плывем и насколько это далеко. Капитан Лефтрин предупредил, что нас ожидает много трудностей, там очень холодно. Мы оставили свой дом, и один Са знает, когда вернемся обратно. Чему ты радуешься?
Тилламон громко рассмеялась и откинула вуаль. Когда в последний раз кто-нибудь видел, как она улыбается? От смеха у нее задергались наросты, свисающие вдоль линии подбородка.
— Разумеется, мне страшно! Я понятия не имею, во что мы ввязались. Но, Малта, я наконец-то чувствую, что живу! Я выхожу в мир самостоятельно. И, судя по тому, что рассказал мне Рэйн, мы направляемся в небольшое поселение, где мне не нужно будет носить вуаль и переживать из-за того, что люди насмешливо перешептываются, когда я прохожу мимо. Ты сказала, что мы оставляем свой дом? У меня такое чувство, что я, наоборот, еду домой. Скорее уж, я покидаю мать, но думаю, что она меня поймет.
Тилламон устроилась на палубе рядом с самодельной колыбелькой Ефрона и нежно улыбнулась младенцу, когда тот проснулся.
— Можно мне подержать племянника? — нетерпеливо спросила она.