Город и рыцарство феодальной Кастилии: Сепульведа и Куэльяр в XIII — середине XIV века

Первая из этих частей — «Та pro ta» — включала книги 1–4 и составляла наряду с «Институциями» содержание первого года обучения византийских юристов. Ее предметом рассмотрения были общие определения, а также учение о праве и о его институтах. В фуэро ей соответствуют титулы I–Х первой книги. Они содержат определения правовой сути понятий католической веры, закона и королевской власти, а также регламентацию полномочий основных должностных лиц — алькальдов, нотариев (escribanos públicos), судебных представителей — босеро и персонеро (boceros, personeros), соответствовавших «advocati» и «procuratores» римского права

[1142].

Интересно отметить, что применительно к последним действовала норма передачи широкого комплекса полномочий, соответствовавшая сути римско-правовой концепции «plena potestas»[1143]. Эта важная правовая формула упоминается и куэльярских документах второй половины XIII–XV в. (наиболее ранний из них датируется ноябрем 1249 г.)[1144]

. Ранее всего она появилась в актах церковного происхождения, и это не случайно. Первый из известных нам образованных юристов Куэльяра — лиценциат права дон Фортуньо — являлся духовным лицом — архидьяконом[1145].

Второй части «Дигест», условно именовавшейся «De iudiciis» («О судопроизводстве» — по начальным словам заглавия начинающей его пятой книги D. 5: «De iudiciis: ubi quisque agere vel conveniri debeat», 5-я — 11-я книги), предметом которой были главным образом вещные иски, соответствуют два последних (XI–XII) титула книги первой[1146] и вся вторая книга «Королевского фуэро»

[1147]. Этими титулами регламентируются формы возбуждения исков и совершение судебных процедур, вплоть до права апелляции.

В меньшей степени романизация отразилась на сферах, отраженных в третьей книге, что проявляется как в ее структуре, так и, особенно, в содержании составляющих ее титулов. В целом они соответствуют содержанию третьей, четвертой, пятой и шестой частей «Дигест». Третья часть — «De rebus» (или «De rebus creditis» — по первым словам заглавия двенадцатой книги D. 12: «De rebus creditis si certum petetur et de condicione») — традиционно включала книги с 12-й по 19-ю, регламентировавшие вопросы, которые относились к области долговых обязательств (займы и договоры о займах, предоставление ссуд и т. д.). В третьей книге фуэро эти предметы получили отражение в титулах X–XVII, регламентировавших правоотношения, которые возникали в сфере купли и продажи имущества, обменов и передач тех или иных предметов во временное пользование[1148].

Четвертая часть «Дигест», называемая «Umblicus Pandectarum» — «Середина Пандект» (книги 20–27), освещает правовые аспекты, связанные с институтами залога, брака, соответствующих им форм и способов доказательств и т. д. Ей соответствуют в третьей книге титулы I–III и XVIII–XX, устанавливавшие правовые нормы в этой сфере[1149]

. Наконец, пятой части — «De testamentis» — «О завещаниях» (по первым словам из заглавия 28-й книги: D. 28, книги 28–36), содержание которой явствует из ее названия, и примыкавшей к ней по содержанию шестой части (книги 37–44), которая традиционно именовалась просто «Pars sexta», соответствуют титулы V–IX[1150]. Из этой системы выпадает лишь титул IV («De las labores e de las particiones»), регламентировавший раздел продукции между собственником и арендатором, ответственность за порчу чужого имущества, который касался сфер, рассматриваемых во второй части «Дигест», в частности их 9-й и 10-й книг.

Нельзя не обратить внимание на то, что влияние ученого права в третьей книге просматривается крайне неравномерно. Оно безусловно в структуре, хотя и она выглядит менее четкой, чем в первой и второй книгах. Но еще более поражает сочетание этой структуры с совершенно неримскими по сути и духу институтами, такими, например, как вассалитет, имущественные аспекты которого рассматриваются составителями памятника непосредственно вслед за титулом, касающимся передачи имущества («De las donaciones»). Законодатель, до этого уверенно следовавший нормам Юстинианова права, как будто останавливается в раздумье — столь сложной выглядит задача сочетания римского права и неримских правовых реалий.