Город и рыцарство феодальной Кастилии: Сепульведа и Куэльяр в XIII — середине XIV века

Тем более органичными эти элементы выглядят применительно к идеологии Альфонсо X Мудрого, приходившегося по матери (Беатрисе Швабской) родственником «новому Константину» и «наместнику Всевышнего» — Фридриху II Штауфену (1220–1250) и в течение многих лет (с 1256 до 1274 г.) боровшегося за право занятия императорского престола, который освободился после смерти Конрада IV (1250–1254). Но «Королевское фуэро» пошло еще дальше, соединив черты концепций божественного происхождения законодательной и судебной власти короля и его исключительного права «вести свой народ», вне зависимости от положения отдельных лиц и групп, его составлявших.

В шестом титуле (титул VI: «О законах и установлениях») эти черты отражаются на трактовке понятия закона. Отдельные положения этой трактовки прослеживаются уже в самом начале памятника (FR.I.1), но именно в четвертом титуле они получали логическое завершение. Следуя за Цицероном, составители памятника утверждали божественное происхождение закона. При этом, использовав римское право, они стремились приспособить его как к понятиям христианской религии, так и к политическим задачам королевской власти. Получалось, что если законодательная власть короны получена ею непосредственно от Христа, который есть правитель «небесного двора» и «король над всеми королями»[1164], то и издаваемые земными монархами законы есть проявление божественной воли.

Исходя из этого, закон характеризуется как явление, которое учит божественному и служит источником высшего знания. Он — «учитель права и справедливости», он — «установление добрых обычаев», он ведет людей в их земной жизни, вне зависимости от того, мужчины это или женщины, старики или юноши, мудрые или глупцы, городские или сельские жители. Он — «защита короля и народа»[1165].

Этот тезис принципиально важен, поскольку из него вытекает другое положение, имеющее для нас ключевое значение. Я имею в виду декларацию всеобщего равенства перед законом. Как явствует из второго закона шестого титула, закон должен отвечать следующим критериям. Во-первых, он должен быть понятен любому человеку. Во-вторых, он должен быть согласован по времени и месту. В-третьих, он должен быть «достойным» (onesta), «соответствующим праву» (derecha

), «приносящим выгоду» (provechosa) и, наконец, равным для всех (egual)

[1166]. Нет необходимости подробно распространяться о том, какие политические цели преследовала корона, декларируя подобные идеологические принципы.

В результате в правовой утопии, созданной «Королевским фуэро», не оставалось места для особого статуса какой-либо социальной группы из составлявших христианское общество. Провозглашение тезиса о всеобщем равенстве перед законом, столь же неосуществимого в эпоху создания памятника, как и реализация абсолютистских притязаний короля, препятствовало введению в текст фуэро рыцарских привилегий. Это в полной мере объясняет неприятие римско-правового памятника в роли свода местного права, которое четко проявлялось со стороны консехо, получивших его в 50–60-е годы XIII в.

Куэльяр, однако, не вошел в их число, и есть возможность указать на причины его исключительности. Дело в том, что реальная политика при ближайшем рассмотрении оказывается гораздо сложнее стройности римско-правовой утопии, составлявшей суть «Королевского фуэро». Во время его предоставления городу, в июле 1256 г., Альфонсо X в дополнение к тексту кодекса издал специальную привилегию. Уже ее начальные строки не оставляют сомнения в целях этого акта: речь идет о распространении на куэльярское консехо комплекса норм, действовавших и в Сепульведе. Иначе говоря, существовала жесткая связь между степенью боеготовности рыцаря, выражавшейся прежде всего в количественных и качественных параметрах его вооружения, и системой льгот и привилегий, которой он располагает.

Те из рыцарей, кто постоянно проживали в городе (за исключением участия в походах — от Рождества до окончания Великого поста), т. е. владели там «заселенным домом» (casa poblada) и обладали конем, стоившим не менее 30 мараведи, щитом, копьем, металлическим шлемом, мечом, кольчугой, наплечниками и подкольчужной курткой, получали ощутимые фискальные льготы. Они освобождались от уплаты основных податей (pecho). Кроме того, освобождение распространялось на их зависимых людей (paniaguados) и слуг (пахарей, пастухов, мельников, огородников, воспитателей их детей и др.).