Город и рыцарство феодальной Кастилии: Сепульведа и Куэльяр в XIII — середине XIV века

В последнем случае условием получения льгот было обладание движимым или недвижимым имуществом на сумму не менее 100 мараведи. Вдова рыцаря сохраняла те же льготы и после смерти мужа, если она вторично не выходила замуж или вступала в брак с другим рыцарем. Сын умершего или погибшего рыцаря, унаследовавший коня и все перечисленное вооружение и снаряжение, достигший совершеннолетия (16 лет) и несший военную службу в коннице, получал такие же привилегии автоматически[1167]. И наоборот, утрачивавший эти предметы автоматически лишался привилегированного статуса[1168]. Нет оснований подробно распространяться о том, почему вся перечисленная номенклатура почти полностью совпадает с приведенной в 74-м титуле пространного фуэро Сепульведы. В одном из куэльярских актов, датируемом 1274 г., можно обнаружить и еще одно, хотя и косвенное, совпадение с тем же титулом: упоминания о лицах, освобождаемых от платежей за личное участие в королевских походах

[1169].

Подобные параллели можно продолжить. В той же куэльярской грамоте 1256 г. встречается норма, возлагавшая на консехо контроль за рыцарским землевладением. В отличие от массы простого народа (pueblos), рыцари имели право на огороженные пастбища в своих наследственных владениях, с тем лишь ограничением, чтобы от этого не страдали «пуэбло»[1170]

. Очевидно, что названная норма тематически перекликается с титулом 65а сепульведского кодекса, фиксировавшего льготный режим «heredades» рыцарей и оруженосцев.

В итоге в середине XIII в. рыцарский статус выступал в Куэльяре как эталонный при определении круга податных льгот. Когда в 1258 г. король Альфонсо X предоставил комплекс особых привилегий клирикам куэльярского капитула, за основу им были взяты именно те из них, которыми обладали рыцари: «…que los han los cavalleros de Cuéllar…»[1171] В 1264 г., предоставляя новую привилегию консехо, тот же король обратил самое пристальное внимание на льготы рыцарей: был улучшен правовой статус вдов и детей и членов семьи представителей этого слоя и уделено особое внимание наследованию коня и оружия, о чем уже говорилось выше[1172].

Линию своего деда последовательно проводил внук Альфонсо X — Фернандо IV. В предоставленных им городу в 1304 и 1306 гг. двух привилегиях последовательно отстаивалось право рыцарей, оруженосцев и членов их семей на податные льготы вне зависимости от тяжести фискального бремени, перелагаемого на плечи остальных членов консехо. Для Фернандо IV, как и для его предков и потомков на престоле, рыцарство неизменно оставалось особой привилегированной группой, в сохранении и поддержании статуса которой монархи проявляли постоянную заинтересованность.

Обращаясь к консехо, они принципиально выделяли рыцарей из общей массы, подчеркивая и поддерживая их руководящую роль в системе власти, действовавшей в общине. Так, в 1351 г. король Педро I Жестокий, направляя одно из своих посланий консехо, адресовал его «консехо, и алькальдам, и альгуасилу, и рыцарям, и "добрым людям", которые должны наблюдать за делами консехо и руководить ими»[1173]. Постоянно подчеркивая особые права местного рыцарства на защиту его узкосословных интересов, выслушивая его представителей наряду с представителями незнатного пуэблос[1174]

и даже признавая за рыцарями возможность выступать от имени всего консехо не только в качестве «прокурадоров» и «персонеро» общины, но и просто как членов своей сословной группы[1175], королевская власть всеми имевшимися в ее распоряжении средствами возвышала рыцарей над остальной массой общинников.

По-видимому, именно это, а не желание играть руководящую роль в системе консехо и было причиной главенства рыцарства в территориальной общине. Очевидно, что такое главенство должно было существовать изначально. Уже данные фуэро Кастрохериса (974 г.) позволяют предположить такую возможность[1176]. В любом случае вне политики королевской власти рыцарство не могло бы занять в консехо того положения, которое оно занимало в рассматриваемый период.

Вся система территориальной общины организовывалась вокруг потребностей рыцарства и подстраивалась под них, выполняя роль инструмента для достижения целей королевской власти. Вне этой функции консехо наличие такой массовой кавалерии, какой обладало Кастильско-Леонское королевство, было бы невозможным. Указанная закономерность имела общий характер и не зависела от специфики местных правовых систем. Сопоставительный анализ черт двух локальных правовых режимов — сепульведского и куэльярского — в полной мере подтверждает этот вывод.

* * *