Город мастеров

К лету взамен первоначального склепа у кремлевской стены построили временный деревянный мавзолей. Приближалось к концу и бальзамирование. Комиссия по увековечиванию памяти вождя приняла работу и пришла к выводу, что труп выглядит почти как в день смерти. А 1 августа мавзолей открылся для посетителей.

Владимиру Петровичу Воробьеву присвоили звание заслуженного профессора, единственное в своем роде, потому что звания заслуженного деятеля науки тогда еще не существовало.

ЗАЧЕМ ПОКОЙНИКУ ОХРАНА?

В 1934 году, в десятилетие кончины Ленина, правительственная комиссия освидетельствовала тело и рекомендовала ученым позаботиться о подготовке смены. В то время мне был 21 год, я учился на последнем курсе университета — готовился стать биохимиком. По протекции отца меня зачислили в штат мавзолея.

Не скажу, что меня это обрадовало. Я мечтал о фундаментальной науке, в голове роились планы экспериментов. Но настойчивость отца и нищенская жизнь решили дело. Мне назначили зарплату в 300 рублей — сумма по тем временам немаленькая, и уже не приходилось выпрашивать у отца по три-пять рублей на мелкие расходы.

Началась рутинная работа. Регулярно развязывали тесёмки, которыми был связан разрезанный на спине френч, осторожно снимали одежду и тщательно осматривали тело со всех сторон. Затем бережно переносили его в приготовленную ванну, чтобы пропитать бальзамирующим раствором. Затем снова осмотр. Это во время профилактики. Плюс два-три раза в неделю осмотр открытых частей тела и смачивание специальным раствором.

Чтобы справиться с худобой, ткани наполнили, кожу отбелили, в освещении поставили розовые фильтры — они придают лицу румянец, создавая впечатление, будто покойный спит. К 50-м годам френч пообтёрся, и его заменили на чёрный костюм. Потом каждые два года в пошивочной мастерской Кремля покойному шили новую одежду.

Мавзолей стал достопримечательностью столицы, и здесь выстроилась очередь. Но не все шли туда с возвышенными чувствами. Один из посетителей швырнул в саркофаг молоток, который пробил стекло и упал на грудь покойного. Дважды бросали бутылки с зажигательной смесью. А однажды некий Михайлов вскочил на парапет и ударом сапога разбил саркофаг. В 30-х годах колхозник Никитин даже пытался выстрелить в труп. Ему помешали, но злоумышленник успел покончить с собой. При нём нашли письмо, где было сказано, что он мстит за ужасные условия существования русской деревни.

После этого охрану мавзолея усилили, саркофаг сделали из пуленепробиваемого стекла, а затем поставили металлоискатель. У входа учредили пост охраны №1, названный почётным караулом. Каждый год в день рождения Ленина здесь стояли ветераны Гражданской войны, а потом и Отечественной. Поставили караульных и по углам саркофага. Кроме них было, конечно, и множество людей в штатском, которые внимательно следили за проходящими.

Впрочем, под неусыпным оком НКВД были все. Несколько раз на моей памяти арестовывали комендантов Кремля и мавзолея, меняли состав охраны. Что они чувствовали, поможет понять такой случай. В 1953 году, после ареста отца, когда меня отчислили уже из спецлаборатории, на Красной площади хоронили одного из сталинских сатрапов — Мехлиса. Как всегда, предварительно обыскали каждую щелочку в мавзолее и вокруг него. А когда урну с прахом замуровывали в стену, грянул салют — пушечный залп. Принимавший урну заместитель коменданта Кремля Косынкин, чьи мысли были сосредоточены на безопасности начальства, вероятно, подумал, что это взрыв. Он упал, уронил урну и скончался на месте…

БОЛЬШОЙ ТЮМЕНСКИЙ СЕКРЕТ

Когда началась война, 26 июня политбюро решило перевезти тело вождя в Тюмень. Через неделю я с семьёй уже стоял на какой-то неприметной платформе за Ярославским вокзалом. В специальный, тщательно охраняемый поезд погрузили гроб, необходимое оборудование и реактивы. В других вагонах ехали мой отец и его коллеги с семьями, комендант мавзолея и человек сорок охранников. В это время из громкоговорителей неслось первое после начала войны выступление Сталина.

По пути следования наша охрана на стоянках отбивалась от осаждавшей толпы, устремившейся на восток. А в столице остался мавзолей, покрытый разрисованным полотном на металлическом каркасе. Он выглядел как двухэтажный жилой дом. Лишь накануне парада маскировку убрали. После нескольких дней пути мы добрались до Тюмени. «Объект» (так теперь именовали этот груз) поместили в здании сельскохозяйственного техникума. Переселение будущих аграриев в худшее здание и обилие солдат вызвали в городе разные толки, и вскоре местные жители шёпотом рассказывали друг другу этот «секрет».

Расходы на сохранение тела требовались немалые. Дистиллированной воды не было, приходилось доставлять её самолетом из Омска. Но власти не скупились. Город голодал, не хватало топлива, электроэнергии, воды, однако мы ничего этого не испытывали. Нас даже неплохо кормили, и я считал, что по военному времени мы просто благоденствуем.