В противном случае Вынтэнэ пришлось бы подавать прошение на беженство, а это — долгий процесс. Теперь же спадарыня Радкевіч
могла легально жить в Литве и даже претендовать на гражданство. Впрочем, для гражданства следовало выучить ліцьвінскую мову. Как ни крути, всё упирается в языковой вопрос.Жители Менска не понимали по-чукотски. Словно и не знали, что это общепринятый язык межнационального общения. Всё вокруг было написано на литвинском и Вынтэнэ пришлось осваивать местный алфавит.
— Н… в… т…, — читала она табличку на очередном «хмарачосе».
— Унівэрсытэт,
— подсказывал Уладзь. — Літоўскі дзяржаўны ўнівэрсытэт. По-чукотски — Университет литовский государственный. Уладзь
преподавал в Літоўскім ўнівэрсытэте и снимал квартиру в университетском городке. Жили они с Вынтэнэ на 98-м этаже: из окна видно пол-Менска.х х х
Вечерами Вынтэнэ и Уладзь
оставались одни. Уладзь открывал окно, и жаркий менский ветер врывался в квартиру.— Прохладно сегодня, — всякий раз говорил Уладзь
.Но анадырка не привыкла к такой цяплыні.
«Как в Сахаре», — думала она.Обливаясь потом, она сбрасывала на пол ночную сорочку и садилась на подоконник. Уладзь
осыпал её поцелуями, и она запрокидывала голову, подставляя шею. Ветер развевал волосы…Огромный, могучий, литвин вставал перед ней на колени и целовал груди. «Какие нежные губы…» — думала Вынтэнэ, отдаваясь ласкам. Уладзь
спускался всё ниже, пока не доходил до низа живота. Вынтэнэ раздвигала ноги и закрывала глаза. Пальцы впивались в светлые волосы антрополога. Девушка прижимала его к себе. Она тихо стонала… и Менск словно отвечал ей далёким пением. Где-то далеко внизу была дискотека. Из темноты неслось:«Зноў патанула ў сьнезе зямля Халодны змрок над замкавай вежай Паміж сьвятлом і цемрай бязьмежнай Наша каханьне зь ільду крышталя».Вынтэнэ ложилась на подоконник и словно окуналась в море огней. Из подсознания выплывали экзотические названия. Прямо под ногами пылает светом Высокае Места.
А дальше — две тёмные полоски: Няміга и Сьвіслач. Их пересекают освещённые фонарями мосты. За Сьвіслаччу — Траецкая Гара со знаменитым Тэатрам опэры і балету. За Нямігай — Ракаўскае прадмесьце, а ещё дальше — Татарскія агароды с их патриархальными двухэтажками и садами. И совсем уже на горизонте — стройные ряды хмарачосаў.Вынтэнэ словно летела по небу. Уладзь
овладевал ею сзади, и с каждым его ударом она приближалась к волшебному моменту, когда реальность уходит прочь… И тогда исчезало всё на свете, даже ты. Оставался лишь огненный тоннель и дикое неземное наслаждение.— Гэта сапраўдны аргазм,
— шептал Уладзь.Усталые, выходили они на балкон, подставляя ветру обнажённые тела. Были такие разгорячённые, что даже мерзлявому литвину не было холодно. А может, он уже закалился?
— Я так счастлива с тобой, — говорили Вынтэнэ. — Я кахаю цябе…
Уладзь
целовал её.— Я таксама цябе кахаю, —
шептал он на ухо. — Кахаю цябе, Вынтэнэ…На дискотеке вновь заиграла всё та же песня:
«Паміж сьвятлом і цемрай бязьмежнай Наша каханьне зь ільду крышталя»— Песня Гурту «Рокаш»,
— сказал Уладзь. — Это словно про нас с тобой.— О чём они поют? — спросила Вынтэнэ.
— О том, что земля снегом покрылась, а наша любовь — словно из кристального льда…
— Тоже мне лёд! — чукчанка погладила Уладзя
по горячей груди. — Жара-то какая!Но песня запала ей в душу. И она вслушивалась в непонятные слова, стараясь угадать смысл:
«Давеку зьлілося ў нашых сэрцах Сонца і месяц, агонь ды зьмярканьне Ужо хутка пэўна прыйдзе сьвітаньне І зноўкі ў вечнасьць пойдзе наш шлях»— Не всё тут про нас, — сказал Уладзь
. — Там слова есть, что смерть властвует над чёрным замком…— Это про сотрудников Чукотской Службы Безопасности? — спросила Вынтэнэ. — У них и без меня работы много. Я же не Манчаары, чтобы травить меня полонием!
— Я же говорю: не про нас это, — ответил Уладзь
. — Ты ведь ничего такого не сделала, чтобы на тебя охотилась ЧСБ.— А репортаж?
— У нас во всех учебниках истории есть про московскую цивилизацию. И про то, как чукчи разорили Москву.
В дверь позвонили. Уладзь
не одеваясь пошёл открывать.— А вось і мы!
— раздался голос Хрысьці.Они с Вінцуком
вошли в комнату. Вынтэнэ закрыдась портьерой — Не саромейся,
— сказала Хрысьця. — Тут, в Литве, мы не стыдимся своего тела.Она и сама скинула платье.