Город ноль

Заученными движениями тянусь к окну и зажигаю лампу на пустом письменном столе. Болезненно сощурившись, резко отворачиваюсь и не глядя опускаю ее вниз и в сторону: лампочка слабая, но ее свет после кромешной тьмы кажется мне ярче солнца и режет глаза. Жаль, нет фонарика. Не только фонарика, у меня нет почти ничего. Одна сумка с одеждой, да и то взял ее Рубен, накидал первое попавшееся из шкафа. Все, что было мне нужно и могло бы пригодиться сейчас, осталось в городе. Или квартиру давно вскрыли и обнесли? Не удивлюсь, если она сгорела из-за пожара этажом выше или ниже. Тушить их давно некому.

Провонявшее потом постельное белье сворачиваю в куль и запихиваю в стиралку на кухне. Запираюсь в мизерной уборной и долго полощу рот и умываюсь, стараясь избавиться от навеянных сном ощущений и привкусов. Когда поднимаю голову от маленькой раковины, из зеркала на меня угрюмо глядит заросшее существо. Губы нервно сжаты, взгляд опять исподлобья, но я даже не стараюсь хмуриться… Расслабляю лицо, – уголки губ сразу опускаются, глаза потухают, проявляется болезненная усталость.

В конце лета мне исполнилось двадцать шесть. Рубен с Анфисой и Марей пришли ко мне и долго толпились у бытовки, по очереди передавали друг другу трубку телефона и взахлеб строили планы на вечеринку в честь моего дня рождения, которая обязательно – это каждый из них повторил по нескольку раз – состоится, как только я вернусь в дом. Я стоял у себя в бытовке, держал в руке трубку второго телефона, кивал в такт их словам, будто китайский болванчик, а про себя надеялся, что к моей выписке все уже забудут об этом.

Телефоны, о которых я говорю, установили здесь еще до моего возвращения. Обычные старые аппараты, такие есть в комнатах для краткосрочных свиданий в тюрьмах: для переговоров между заключенным и его близкими.

Подарков не было, но Рубен принес запеченную оленину.

– Мясо не ем, говорил уже.

За месяц отбывания карантина раз двадцать, наверно, говорил.

– До сих пор? – удивился братец. – Я думал, это уже прошло.

Маре тоже поднадоело раз за разом это слышать. Она с трудом скрыла раздражение, сразу губки поджала, засверкала глазками. По ее лицу я понял, что веду себя некрасиво и вообще от природы неблагодарный. «Хоть сегодня мог бы зажать волю в кулак и справиться со своим недугом, не переломился бы», – упрекал меня ее взгляд.

Извиняться не стал, не было сил. На поздравления едва «спасибо» из себя выдавил, какие уж тут извинения. Мне ничего не хотелось, только пусть они поскорее уйдут и наконец заберут с собой этот жареный кусок мяса, съедят сами или выкинут, мне все равно, лишь бы его здесь не было.

Рубен и Анфиса вроде не подали вида, что я их как-то задел, но Маря даже толком не попрощалась со мной, обиделась. На ее красноречивый взгляд ответил деланым недоумением и прикинулся непонятливым. Оставшись наконец один, в изнеможении опустился на пол. Эта необходимость постоянно прибегать к оправданиям, снова и снова повторять одно и то же выматывает меня, но сказать правду я не могу, это будет все равно что заразить их.

…Первые минуты после уборной запах гари в бытовке ощущается отчетливее, дальше я как обычно перестаю его замечать. Натягиваю джинсы и футболку, босиком перехожу в кухню, набираю в чайник воды из-под крана и включаю плиту. Пока руки заняты механической обыденностью, в голове отдельно от окружающего мира крутятся обрывки сна.

«Есть последнее слово?» – тихо спрашивает прокуренный голос, хрипит над самым ухом, но обращается не ко мне.

Бессознательно вжимаю голову в плечи, с опаской оглядываюсь: никого… Из глубин памяти на меня смотрит Марат, точь-в-точь такой, каким я запомнил его: черные как смоль волосы, угольные глаза и острый нос. Он всегда немного напоминал мне ворона.

Свист чайника приводит меня в чувство. Не заметил, как очутился за обеденным столом. В себя прихожу ослабевший от накативших воспоминаний, но здесь не становится лучше, от мысли о скором выселении вконец хирею.

Со скрежетом отодвигаю стул, подхожу к плите и щелкаю переключателем. Чайник выскальзывает из непослушных рук на соседнюю холодную конфорку, но, к счастью, приземляется удачно и лишь слегка задевает меня горячим боком. Даже не вздрагиваю, мысли заняты другим.

Я не готов вернуться в дом, не готов жить вместе со всеми.

2

Первые новости появились вскользь, между статьями о том, что хозяин выучил свою собаку играть в карты, в моду вошла «сумка-ведро», отдыхавшие на курорте туристки «массово забеременели», а наш Златогорский край занял сорок шестое место в списке регионов по качеству жизни. Неделю назад была похожая новость, но тогда речь шла о запаздывающей оцифровке медицины в Разумнике, а еще раньше – о высоком уровне безработицы.