Можно подумать, она стала бы всерьёз рассматривать отказ от единственного шанса сканировать Франческу — после всего, что сделано, и всех тревог, — из‑за смехотворного микроскопического шанса, что искусственная вселенная
Терминал Дарэма бибикнул. Мария бросила взгляд на экран. В оконце сообщения горели слова: ВЫЗОВ ПЕРВОСТЕПЕННОЙ ВАЖНОСТИ. Она отвела взгляд.
— К слову, о колебаниях в последнюю минуту, — Дарэм просмотрел сообщение. — Риман передумал. Хочет участвовать.
— Так скажите ему, что уже поздно, — раздражённо откликнулась Мария. — Скажите, он опоздал на пароход.
Говорила она не всерьёз: насколько она знала финансовую сторону проекта, Дарэм едва сводил концы с концами. Стоимость ещё одного билета может полностью преобразить его состояние.
— Расслабьтесь, — успокоил Дарэм, — чтобы его ввести, понадобится максимум полчаса. А его взнос даст гораздо больше простого расширения данных: мы сможем немного продлить запуск.
Мария замерла, усваивая эти слова. Затем переспросила:
— Вы намерены вышвырнуть большую часть
Дарэм улыбнулся.
— Какое «такое»? Такое, что всё равно сработает?
— Что,
— Чем дольше я буду видеть, как моя Копия свидетельствует вселенную ТНЦ, тем мне будет спокойней. Я ведь не знаю, что именно нужно, чтобы дать закрепиться правилам автомата. Если десять неопровержимых опытов — хорошо, одиннадцать — ещё лучше.
Мария отодвинулась от стола и отошла от терминала. Дарэм стучал по клавиатуре, сначала вызывая программы, которые пересчитают конфигурацию «Эдемский сад» так, чтобы она включала нового пассажира с его багажом, а потом перечисляя нежданный подарочек от Римана прямиком на счёт проекта в JSN.
— Да что с вами такое? — бросила Мария. — Два миллиона экю — это больше двух миллионов долларов! Вы бы могли жить на это весь остаток жизни!
Дарэм продолжал печатать, проводя документы Римана сквозь ряд юридических проверок.
— Обойдусь.
— Тогда отдали бы их на благотворительность!
Дарэм нахмурился, но терпеливо ответил:
— Насколько я понимаю, Томас Риман ежегодно делает щедрые пожертвования на борьбу с голодом и на исследования по повышению урожайности. Эти деньги он решил потратить на место в моём убежище, и едва ли моё дело — перенаправлять его средства на цели, которые вы или я посчитаем более достойными, — он бросил на Марию косой взгляд и добавил с насмешливой серьёзностью: — Это называется мошенничеством, мисс Делука. За такое могут и в тюрьму посадить.
Марию это не смутило.
— Вы могли бы оставить кое‑что для себя. Для этой жизни, этого мира. Не думаю, чтобы ваши клиенты ожидали, что вы станете стараться даром.
Дарэм закончил работу с терминалом и повернулся к ней.
— Не думаю, что вы это поймёте. Для вас весь проект просто анекдот, и отлично. Но едва ли вы можете ждать, что я стану действовать на той же основе.
Мария уже и не понимала, на что она, собственно, злится: на задержку запуска, непристойную растрату денег или просто на то, что Дарэм сидит здесь и рассуждает, как всегда, абсолютно логично, с собственной точки зрения. Она заявила:
— Этот проект
— Возможно.
— Но тогда вы мошенник, разве нет? Даже если ваше «убежище» и правда появится, даже если ваша драгоценная теория подтвердится, что получат ваши сторонники? Вы отправили их клонов в одиночное заключение, только и всего. С тем же успехом могли засунуть их в чёрный ящик на дне шахты.
— Это не совсем верно, — мягко возразил Дарэм. — Вы говорили, что Копии проживут десять тысяч лет. А как насчёт десяти миллиардов? Ста миллиардов?
Мария нахмурилась.
— Ничто не может существовать так долго. Вы что, не слышали? Обнаружено достаточно тёмного вещества, чтобы обратить расширение вселенной вспять меньше чем через сорок миллиардов лет…
— Вот именно.
Мария саркастически кивнула и попыталась ответить что‑нибудь уничтожающее, но слова застряли у неё в горле. Дарэм безмятежно продолжал:
— Вселенную ТНЦ не ожидает коллапс.
— Энтропия… — слабо начала Мария.