Город Перестановок

— Не проблема. Собственно, «расширяться» — неподходящее слово: вселенная ТНЦ прирастает, как кристалл, а не растягивается, словно воздушный шарик. Подумайте об этом. Расширение обычного пространства наращивает энтропию: всё становится более размазанным, неупорядоченным. Возникновение большего количества клеточных ТНЦ‑автоматов просто даёт вам больше пространства для данных, больше вычислительных мощностей, больше порядка. Обычное вещество в конце концов ждёт распад, но компьютеры созданы не из вещества. В правилах клеточных автоматов нет ничего, что помешало бы им существовать вечно.

Мария уже не была уверена в том, что она себе представляла раньше. Раз вселенная Дарэма соткана из той же «пыли», что и настоящая, значит, их ждёт одна судьба? Она не особо обдумывала этот вопрос, потому что такой вывод не имел смысла. Перестановки происходят во времени, как и в пространстве; вселенная Дарэма может взять точку пространства-времени аккурат перед Большим Сжатием и поставить рядом с другой, существовавшей за десять миллионов лет до нашей эры. И даже если общее количество пригодной к использованию «пыли» ограничено, нет причин, почему её нельзя было бы использовать заново в разных комбинациях, снова и снова. Судьба ТНЦ‑автомата должна иметь лишь собственный внутренний смысл, а у этой штуки нет причин когда-либо останавливаться.

— Так вы пообещали этим людям… бессмертие?

— Конечно.

— Буквальное бессмертие? Возможность пережить вселенную?

Дарэм изображал невинность, но при этом явно наслаждался её потрясением.

— Именно таков смысл слова «бессмертие». Не «умереть спустя очень долгое время». Просто «не умереть» — и точка.

Мария прислонилась спиной к стене, сложив руки на груди и пытаясь отделаться от чувства, что этот разговор столь же нереален, как и все видения, пережитые Дарэмом в Блэктаунской психиатрической клинике. «Когда Франческа пройдёт сканирование, устрою себе выходной, — подумала она. — Навещу Адена в Сеуле, если придётся. Что угодно, лишь бы подальше от этого города и этого человека». Вслух она сказала:

— Такие идеи обладают большой силой. Когда-нибудь вы нанесёте ими кому‑то серьёзный вред.

Дарэм выглядел уязвлённым.

— Я только пытался быть честным — ответил он. — Знаю, сначала я вам солгал и сожалею об этом. Я не имел права так поступать. Но что мне было делать с правдой? Держать её запертой у себя в голове? Спрятать от мира? Не дать никому шанса в неё поверить или хотя бы не поверить? — Он упёрся в Марию взглядом, спокойным и разумным, как всегда — та отвела глаза. — Когда я только вышел из больницы, — продолжал Дарэм, — хотел всё опубликовать. И даже пытался… Но ни один уважаемый человек не заинтересовался, а публикация в псевдонаучных журнальчиках означала бы признание, что всё это ерунда. Что мне оставалось, кроме как искать помощи у частного капитала?

— Понимаю, — согласилась Мария. — Забудьте. Вы сделали то, что считали необходимым, и я вас за это не виню.

Клишированные фразы едва не встали ей поперёк горла, но ей не удалось придумать ничего иного, чтобы заставить его заткнуться. Её тошнило от напоминания, что идеи, которые для неё — лишь средство, к которым она часов через восемь сможет навсегда повернуться спиной, а для этого человека — суть жизни.

Дарэм смотрел на Марию просящим взглядом, словно и правда ждал от неё помощи.

— Если бы вы верили в то же, во что верю я, неужели стали бы сохранять всё в тайне? Прожили бы жизнь, притворяясь перед всем миром, что временно сходили с ума?

Звуковой сигнал терминала избавил Марию от необходимости отвечать. Конфигурация «Эдемский сад» была заново обсчитана. Теперь то, что послужит их клеточному автомату аналогом Большого взрыва, включало слепок Томаса Римана.

Дарэм развернулся на стуле к экрану и весело объявил:

— Корабль дураков готов. Все на борт!

Мария заняла место рядом с ним. Потянувшись, осторожно коснулась его плеча. Не оглядываясь на неё, Дарэм поднял руку и ласково сжал её ладонь, затем отпустил.

По давней традиции клеточных автоматов, программа, которая положит начало ТНЦ‑вселенной, называлась FIAT. Дарэм нажал на клавишу, и на обоих экранах появились иконки в виде взрывающейся звезды. Он обернулся к Марии.

— Честь предоставляется вам.

Та хотела возразить, но решила, что спорить не о чем. Половину работы сделала она, но это творение Дарэма, кто бы ни перерезал ленточку.

Мария коснулась иконки, и та взорвалась, точно дешёвая шутиха. Красные и зелёные светящиеся следы разлетевшихся по экрану звёздочек превратили его в подобие подушечки для булавок.

— Ну и пошлость.

Дарэм ухмыльнулся.

— Я думал, вам понравится.