Я приказала Второй Азе заткнуться в самой матерной форме, которая у меня имелась в запасе. Мой взгляд упал на Сонькины руки. Так. Стоп.
Постукивание все еще раздавалось, а невидимка лежала рядом с девушкой, подтверждая этим, что она здесь непричастна.
Я толкнула Дэвида и взглядом указала сначала на Соньку, а потом шепотом сообщила ему, что невидимка не может просто так стучать сама по себе. Он прищурился; поправил повязку на руке и, привстав, прислушался. То же самое сделала наша тройка, и теперь мы все превратились в гончих собак, которые наткнулись на след жертвы.
Соленая вода по каплям собиралась на концах соляных выступов и со звоном падала оттуда, шумя, кажется, больше, чем сотни тракторов. Каждое наше движение заставляло подскакивать наши сердца куда-то в глотку, грозясь вывалиться оттуда вместе со рвотными массами. Наконец, Кир не выдержал и на полусогнутых ногах подкрался к решетке…
Мы разом отскочили на два гигантских ярда в один присест, натыкаясь друг на друга и матерясь всеми словами, которые только знали такие же, как мы, подростки. Я споткнулась о выступ и с грохотом упала на соляной пол, растянувшись, как мокрая половая тряпка. Кир с Сонькой вжались в угол; Дэвид подскочил ко мне, чтобы помочь подняться, но внезапно вырисовавшийся в проеме силуэт заставил замереть его в нелепой позе.
Дикарь прищурился мерцающими в темноте глазами, и его пасть оскалилась в зловещей улыбке.
– Нам крышка! – пропищала Сонька, чем еще сильнее раззадорила бугая. Кир крепко прижал ее к себе. А я перепугалась настолько, что забыла весь английский репертуар.
– Постарайтесь меньше двигаться, – прошептал Дэвид. – Мы ему как шимпанзе в зоопарке. Не спеша лягте на пол и притворитесь, что вы издохли.
Мы послушно подчинились парню и со всей своей осторожностью улеглись на ледяной пол. Дикарь повернул голову на один бок и присел, поочередно нас рассматривая.
Все, что мне хотелось спросить у него – так это:
– Ты уверен, что это сыграет нам на пользу? – наконец прошептала я Дэвиду. Мы лежали рядом, расстояние между нашими лицами не превышало и пяти дюймов. Мурашки на моем теле почему-то стали отплясывать тумбу, а при каждом вдохе парня сердце судорожно сжималось и билось так, словно его пытаются достать из грудной клетки.
– Доверься мне, – он вымученно улыбнулся. – Они тупые как пробка. Ленивые и неповоротливые. Додумать что-то своим маленьким мозгом им просто не под силу.
Внезапно по помещению разнесся зловонный смрад, каким в жизни только веет от разлагающейся на жаре плоти. Он смешивался с воздухом и не спеша затекал нам в рот и нос, грозясь ежесекундно вызвать позыв рвоты.
Что-то сзади меня издало звякающий звук и упало в дюйме от моей левой ноги. Я дернулась.
– Не смей. – Дэвид схватил меня за руку. –
Мои внутренности связались в один тугой узел, крича изо всех сил, что звякающий звук могла издать лишь одна составляющая всего организма.
– О господи, Дэвид, – я сжалась, – только не говори, что в дюйме от меня лежит самая настоящая плоть.
– В таком случае я тебе ничего не скажу, – ответил он, и я почувствовала, как мое горло начинает содрогаться в приступе тошноты.
Спустя пару минут до моих ушей донеслись грузные отдаляющиеся шаги аборигена. И хотя я была ужасно рада, что он наконец-то соизволил оставить нас в покое, задним числом я понимала, что это – не последний заход, на котором у меня чуть не сдали нервы. Признаться себе, что мы здесь не выживем – это все равно что подписать себе смертный приговор на каплю веры.
Поэтому, когда Кир, Сонька и Дэвид стали потихонечку подниматься и приводить себя в порядок, я так и осталась лежать на соляном полу, чувствуя, как собственная кровь стучит в висках и не дает повода двигаться дальше.
Опять обрывки снов.
Родители, которые дарят мне подарок в виде заводной лошадки на мое десятилетие.
«Друзья», которые в буквальном смысле окунают меня лицом в грязь в мои четырнадцать.