У Высших, очевидно, были свои планы на нас, и они наверняка предвкушали нашу веселенькую поездку, из-за которой мы здесь и застряли. Но мне стоило жить хотя бы ради того, чтобы после смерти Соньки вспоминать наши совместные моменты. Стоило жить ради того, чтобы наблюдать, как Кир и Родригез были счастливы. Стоило жить, черт возьми, ради того, чтобы
Чувствовать, осязать, встретить Дэвида и применить все умения ярости и ненависти по отношению к нему, видеть, любить и быть любимой. Да нет, это я сейчас не про Эванса – про маму, которой теперь больше нет.
Моей мамы больше нету. Тети Соньки тоже. Тети Кира, – Мэвис –
А мои документы? Все, что вместил мой рюкзак, который я умудрилась упустить сразу после стычки с дикарями, безвозмездно исчезло. А это дает еще один повод для того, чтобы, не сговариваясь, отправить нас лечиться в психиатрическую клинику.
Мы пробирались сквозь джунгли, в кровь царапая ладони и лицо. Каждое новое столкновение с длинными шипами приносило неимоверную боль, но Кир упорно шел вперед, руками отталкивая от себя и меня лианы с острыми, как лезвие, кроваво-красными шипами. Почему-то он не думал о том, что нам нужно будет делать потом, когда мы попадем в Шарлотт. Или думал? Очевидно, что да, ведь у него была цель, пусть Сонька, ради которой он горы сворачивал, умерла. Но у него была
Я не выдержала и очнулась только после того, как Кир отряхнул мокрый от моих слез капюшон.
– Опять? – юноша передернулся.
Я шмыгнула носом:
– Вот почему? Почему? Он же мог поплыть с нами, если бы он этого по-настоящему хотел. Дэвид же сам говорил мне, что очень хочет снова попасть в Шарлотт. Все было так хорошо… А в последний момент выясняется, что мы ему сто лет как не нужны.
– Жизнь и мужики – непредсказуемая штука, Аз.
– Да пошел ты…
Кир остановился и оглянулся на меня, показав всю гибкость своей шеи.
– Если ты всерьез так считаешь, то я могу лишь посоветовать забыть Эванса, дабы не сыпать себе соль на рану.
– В любом случае, – Кир возобновил путь, пробираясь через дебри и путаясь в лианах, – ты побыла с ним какое-то время. Теперь вспоминай моменты, что поделать.
Я снова разревелась.
Чаща стала еще гуще и непроходимее, что значительно ухудшало наши шансы выйти отсюда с минимальным количеством царапин. Как назло сверху закапал дождь, и уже через пятнадцать минут мы все были мокрые, словно нас только что окунули в бассейн. Одежда безобразно липла к телу, волосы свалялись и превратились в ершик для унитаза. Кир шел и что-то бормотал насчет того, что когда-нибудь обязательно дебри закончатся, а я ревела в полный голос, чувствуя, как капельки дождя стекают с моего подбородка вперемешку со слезами.
И все-таки, почему?
Почему Дэвид повел себя как крыса, почему Сонька покинула нас, даже не задумываясь о том,
В конце концов слезы иссякли, и я просто уткнулась Киру в шею, тяжело дыша. Он выдохнул (очевидно, потому, что я наконец-то прекратила реветь ему в самое ухо). Мне хотелось спрашивать его снова и снова… Но разве он мог ответить на все мои вопросы?
Дебри закончились, и мы вышли на небольшой холм, сплошь заросший невысокой травой. Кир опустился на колени, попутно сбрасывая меня и отряхивая ладони от крови. Когда он повернулся, я взвизгнула от ужаса: все его лицо было в крови.
– Ты как? – я кончиками пальцев дотронулась до его бледной щеки.
Юноша дернулся:
– Прорвемся.