Город живых

Но не это было самое страшное. Самое тяжелое испытание ждало совсем рядом. Когда вернулось сознание, а вместе с ним и осознание трагичной реальности. Безногий. Звучит, как приговор. Инвалид. Эти слова – пули. Противник продолжал свой беспощадный обстрел. Каждый день – новое испытание силы воли. Экзамен на прочность. На стойкость. На бронебойность. Как бронежилет пятого класса защиты, «Седьмой» принимал в себя пули врага. Помогали лекарства. Но действие было недолгим. Коротким. Мгновением по сравнению с невыносимо долгой реальностью. Терапия делала только хуже. Единственным лекарством стало возвращение.

Я и Кира стали свидетелями возвращения.

Первый день после долгого карабкания из бездны. День за днём он полз. Медленно. Утомительно. Но он добился своего. Мы видели искреннюю радость безногого ополченца. Он дома. Вокруг него – его товарищи, братья по оружию. За спиной любящая девушка – гражданская жена. У неё была возможность все бросить. Оставить всё, как есть. Уйти от сложностей. Проблемы могли остаться вместе с её покалеченным гражданским мужем. Но она проявила характер. Осталась с ним и создала надежный тыл.

– Я очень рад, – перебивая наш очередной вопрос, сказал Седьмой. – Приём был теп лым и приятным. Я надеюсь, что вернусь на военную службу. Разумеется, должность будет не боевой, но это лучшая терапия для меня. Быть при деле. Помочь своим товарищам бороться с несправедливостью. Отстоять Донбасс.

И мы ушли. Я шел молча по пустому холлу. Каждый шаг, как удар колокола, звонко отдавался по просторному помещению. На мгновение я запнулся. Остановился на пороге. В спину впились взгляды. Острые, как нож. Они застревали в моей спине. На меня смотрели погибшие ополченцы. Я не осмелился повернуться и посмотреть им в глаза.

Подобное чувство я уже испытывал, когда умер мой одноклассник. Я не мог смотреть его маме в глаза. Мне казалось, что я занимаю его место. Что он мог бы ещё жить, а я… Глупые мысли ребенка, который не понимал, что его вины в гибели одноклассника не было, но эти ощущения почему-то заставляли опустить глаза при виде неутешной матери. Сейчас было примерно то же. Мне было стыдно. Не за то, что они погибли, а за то, что не нашел в себе силы. Ведь я хотел летом пойти. Хотел взять документы, подойти к палатке для добровольцев и отправиться воевать. Но смелости так и не нашел в себе. Стыд. Одно из самых ужасных чувств. Как же иногда от него хочется избавиться.

Вышел на улицу. Сел на заднее сиденье. Старенький автомобиль привез меня назад.

* * *

Мне было не по себе. Не хотел оставаться наедине со своими мыслями. Наверно, поэтому я так легко согласился на предложение моего друга отдохнуть вечером после работы в «Банане

». Настроения веселиться абсолютно не было. Хотелось провалиться сквозь землю или просто забыться.

Мой друг Дима. Он был одним из немногих моих довоенных знакомых, кто остался в Донецке. Летом 2014 года все мои друзья куда-то пропали. Испарились. Исчезли. Уехали. Поменяли свои прописки. Изменили анкеты в социальных сетях, и вуа-ля – новые люди. Стали россиянами. Да и пусть. Обижался на них я недолго. Забыл о них так же быстро, как и они обо мне. Дима был тем человеком, с кем у меня ассоциировалась мирная жизнь. Беззаботность. Тонкая ниточка к мирному бытию. Проводник из мира войны к безмятежному царству. Мы с ним прямые противоположности. У нас разные принципы и взгляды на жизнь. Разные устремления. Приоритеты. Он был любителем роскоши. Несмотря на тяжелые условия, экономическую, продуктовую блокады, он умудрялся найти пачку хороших и дорогих сигарет, бутылочку элитного алкоголя, красивые оригинальные часы и одежду от известных брендов. За время войны я потерял интерес к этим вещам. Всё-таки война давала возможность взглянуть на жизнь другими глазами, а Дима оставался верен своим довоенным взглядам на мир. Но это не мешало нам прекрасно проводить наш досуг. Я легко поддался ему.

– Ну, здравствуй, дружище. Рад тебя видеть. Смотрю, на тебе и лица нет. Но ничего. Сейчас поедем в «Банану». Я до сих пор после твоего дня рождения и празднования Нового года отойти не могу. Было здорово. Теперь я зависим. Хочу ещё. Не любил караоке. А после твоего дня рождения хочу ещё петь. Дали мы с тобой тогда, конечно.

Он был одет в зауженные джинсы. Беленькие кроссовки без единой черной полоски говорили о том, что Дима предпочитал общественному транспорту передвижение по городу на такси. Новенький дорогой пуховик и блеск часов. Он достал из кармана пачку «Парламента».

– Украинский. Российский плохой. Не нравится. Привык их курить. Не могу ничего другого. Пробовал российский, но не то.

Он поджег сигарету золотой зажигалкой, которую ему подарила его девушка. Затяжка. И ароматный дым заполнил пространство между нами. Я не люблю сигаретный дым. Плохие ассоциации со школьными дискотеками. Покашляв, я немного отошел.

– У меня тоже был тяжелый день. Хочу отдохнуть. Расскажешь по дороге, как день прошел.