Города на бумаге. Жизнь Эмили Дикинсон

Но Эмили видит не это. На той неделе в классе показывали гравюры с изображением мангровых зарослей: деревья ризофоры с корнями, похожими на длинные пальцы, выступают из воды, их называют ходячие деревья. Именно это она и видит – армию кленов, сосен, ясеней и дубов, которые медленно извлекают свои корни из грунта, чтобы раскинуть их на поверхности земли, прочувствовать ее твердость и основательность, сделать глубокий вдох, затем осторожно передвинуть их чуть в сторону и вперед, словно раненный в ногу человек, который вновь учится ходить. Слегка цепляясь за землю, сопротивляются ветки, чуть гнутся назад стволы, корни приподнимаются из земли – не слишком высоко, но решительно и непреклонно. Покидают свои гнезда птицы, выскакивают из нор бурундуки, все живое мечется в смятении, и это шествие, поначалу безмолвное, теперь сопровождается рокотом, слышным на десятки миль в округе. И вот уже шагает весь лес: он надвигается, как огромный водяной вал, он сметет не только вражеский лагерь, но и всю провинцию, и Маунт-Холиок тоже, где, сидя у окна, Эмили с закрытыми глазами ожидает, когда обрушится волна.

Впрочем, здесь не на что нападать, нечего захватывать и осаждать, разве что войско простодушных наивных гусынь, среди которых и она. А почем нынче гуси на рынке? Наверное, не слишком дорого.

Она точно знает лишь одно: дерево сдвинулось с места. Рядом в нерешительности стоит Макбет, но надо сказать, герои Великого барда довольно часто не уверены в себе – или же прислушиваются к дурным советам. Так какая армия могла бы обрушиться на семинарию в это апрельское утро?

Дерево вновь шевельнулось, и на этот раз в самом деле зашагало вперед.

Возможно, это олень-двухлетка: на его голове ветвятся заросли, словно крона огромного дуба.

Миссис Лайон заботится не только о том, чтобы заполнить знаниями головы доверенных ей воспитанниц, – она желает спасти их души. А для этого они должны принять Господа, как приняла его она, поэтому их нельзя запугивать или угрожать, этих методов она не приемлет. Видения ада не убедят искать путь в Царствие Небесное. Эти юные особы – создания рассудительные и здравомыслящие. Она будет взывать к разуму и уважать их волю. Она предоставит им полную свободу – свободу соглашаться.

– Кто из вас, – спрашивает она своим твердым и мелодичным голосом, – уже принял Господа в свою жизнь и свое сердце?

У миссис Лайон открытое лицо и ясный взгляд, как у всякого, кто живет в согласии с Богом. Безмятежная душа, озаренная верой.

Почти все девочки поднимают руки – некоторые испуганно, другие с гордостью. Она обводит взглядом аудиторию.

– Кто из вас надеется это сделать?

Теперь поднимают руки большинство из оставшихся. Миссис Лайон держит долгую паузу. Наконец спрашивает:

– Кто утратил надежду?

Поднимают руки шестеро или семеро. Среди них Эмили.

* * *

Что это за Бог, позволивший разделить себя натрое: грозный Отец, принесенный в жертву Сын, неуловимый Дух? Почему не позволяет Он познать Себя? Почему дарует Он милость одним и не дарует другим? Что надлежит делать, чтобы должным образом любить Его? Притворяться, что любишь? А разве Он – Они – который(-ые) видит(-ят) все, не догадается(-ются) об этом? Разве это не хуже, чем просто признаться: Бог есть тайна, Он есть безмолвие, а Эмили познает мир прежде всего через слова? Бог есть затмение. Он по ту сторону слов, вне слов. Он укрывает Себя не в церквях, напрасно искать его между пожелтевших страниц Библий короля Иакова, которых в доме Дикинсон целых восемь экземпляров – святых книг больше, чем душ, которые надлежит спасти. Поднимая глаза к небу, Эмили видит лишь облака. Если небо – место успокоения праведников, значит ли это, что они превратились в птиц?

Зимой солнце садится рано. В Маунт-Холиоке девочки ужинают при свете ламп, окрестные поля погружены во мрак. Эмили надлежит разложить на столе приборы, и она делает это серьезно и старательно, как и все остальное. Ей вообще нравятся практичные, монотонные движения. Каждая вилка, каждый нож – это якорь, что удерживает ее на земле.

Белые тарелки блестят при свете ламп, за окном – темнота с синеватым отливом, крупными хлопьями падает снег, как будто не настоящий. В больших мисках приносят капусту, картофель, куски сала, нарезанную ломтиками репу и морковь – обычную будничную еду. Девочки разговаривают за ужином, это даже поощряется, пусть обмениваются мыслями; потом дежурные собирают тарелки, а остальные поднимаются в общую гостиную. Прежде чем надеть ночные рубашки, они повторяют уроки на завтра.

А еще играют в игру вопросы-ответы:

– Как называется стая фазанов? – спрашивает Анна.

– Букет, – отвечает Изабель. – А стая скворцов?

– Журчание.

– Фламинго?

– Пламенеющая готика. А стая сов?

Изабель задумывается. Вместо нее, не поднимая головы от книги, отвечает Эмили:

– Это называется парламент.

– Прекрасно. А теперь еще сложнее. Как называется горка спичек?

– Возбуждение.

– А рой бабочек?

– Калейдоскоп.