Горожане. Удивительные истории из жизни людей города Е.

В большой вселенной —маленький мирок.Не комната. Всего лишь уголок.Окно в полнеба. Книга у окна.Краюшка хлеба и стакан вина.И одиночество. Таков удел

Того, кто остаётся не у дел.Но не страшусь я участи такой.Другой стоит с протянутой рукой,А у меня полнеба за окномИ хлеб, и книга,и стакан с вином.

И вся вселенная извнепереселяется ко мне.

В любые времена есть поводы для радости.

Весёлый бог работыМеня от зла хранит

И птичья беззаботностьМой озаряет быт.

Эрик делал серьёзные успехи – и, подумать только, познакомился в Москве со знаменитым скульптором Эрьзей. Тем самым, что дружил с родителями Иосифа. После войны Степан Эрьзя вернулся в Россию из долгой эмиграции – привёз с собой необыкновенные скульптуры из чёрного дерева – сам выкупил, сам оплатил транспортные расходы: Боже, какое дорогое дело быть скульптором! Мастер принимал гостей – в том числе незнакомых, любопытствующих – в новой «мастерской» – холодном сыром подвале. Студент Неизвестный, восстановившийся после страшного ранения (а на деле – после возвращения с того света, о котором напоминали постоянные боли и укороченная шея), наглядеться не мог на его работы. Каждый день приходил сюда – как в институт! Ни один художник не устоит перед таким благодарным зрителем, вот и Эрьзя в конце концов разговорился с молодым человеком, спросил, как его фамилия, откуда он. Неизвестный? Из Свердловска? А позвольте, Моисея Неизвестного не родственник? Какое же это было счастье – встретить родного внука старинного друга в собственной мастерской, и, надо же, он собирается стать скульптором! Как тут не поверить в рисунок судьбы, который создаётся задолго до нашего появления на свет? Ниточки тянутся из прошлого в будущее, переплетаясь в самых неожиданных местах. Одна такая ниточка поджидала Беллу в почтовом конверте, пришедшем из Москвы. Николай Заболоцкий, вернувшись из ссылки, жил в столице – и просил Беллу прислать ему с оказией те детские каракули, которые она, возможно, сохранила. «Детскими каракулями» поэт называл свои ранние стихи, посвящённые Белле, и письма, которые он ей писал – что ж, всё это действительно сохранилось. Белле даже в голову не пришло сомневаться в словах Заболоцкого – он утверждал, что хочет издать сборник, а значит, она должна помочь ему, как поступают настоящие друзья. Белла Дижур была замечательным, верным другом – но как же она ругала себя потом за то, что выполнила просьбу Николая!

Оказия вскоре подвернулась – Белле понадобилось приехать в Москву по собственным делам. Заболоцкий пригласил её прийти к нему домой, и она ровно в назначенный час позвонила в дверь его квартиры. Жена Заболоцкого, поздоровавшись с гостьей, вышла из комнаты. Коля почти не говорил с Беллой, а когда она протянула ему тетрадь со стихами и письма, поспешно сбросил всё это в ящик стола, как будто боялся испачкаться.

Потом она узнала, что поэт собирал все свои ранние публикации, письма, стихи для того, чтобы уничтожить их. Последовательно сжигал всё, что ему возвращали для «сборника»…

После смерти Заболоцкого Белла познакомилась в Коктебеле с Борисом Слуцким. Поездка в Дом творчества, Слуцкий рассказывает о том, как Николай бормотал себе под нос какие-то строчки. Одну из них Слуцкий запомнил:

«Сквозь мои золотые ресницы протянулась к Боженьке дорожка».

– Чьи это слова? – поинтересовался Слуцкий, и Заболоцкий ответил:

– Была одна такая маленькая смешная девочка…

Белла с трудом удержалась, чтобы не крикнуть – это я была той смешной девочкой! Но кому он был бы нужен, этот крик, – уж точно не ей. Она не считала себя настоящим, тем более выдающимся поэтом – но признания Заболоцкого («Это у тебя неплохо получилось», – говорил он о некоторых её стихах) носила в сердце всю свою жизнь. Как и память о нём, близком друге, свидетеле юности, большом – без сомнений! – поэте.

4

Должно пройти время, чтобы жизнь перестала делиться на «до» и «после» войны. Эрнст был ещё очень молодым человеком, но возвращение с того света требует много душевных сил… И теперь он знал точно – бессмысленно говорить о войне словами, для этого годится только искусство. Самая прочная память – в скульптуре, а главный его талант – ваятеля.