Горшок черного проса

А путина на Амуре — всегда праздник!.. Идут косяки лососевые от лимана вверх по реке, и вместе с этим ихним ходом передвигается по берегам от села к селу и от района к району веселое оживление. Будет остро пахнуть рыбой, как пахнет первыми огурцами. Будет вариться уха из голов свежей кеты. Будет на столах малосольная алая икра, будут котлеты и амурские пельмени. Будут громкие разговоры удачливых ловцов. Будут горячие и категоричные речи уполномоченных и председателей. Будет нескрываемая гордость за своих сыновей и затаенная грусть в глазах стариков и старух, которым уже не ходить на кету. Будут хмельные споры. Все будет. Шумно и суетно станет днем и на здешней колхозной рыбобазе, на тонях, на причалах, на улицах села, что стоит на высоком берегу возле сопки. А сейчас спит село, загасило огни. Только на берегу ярко освещены рыбобаза и причалы. Спят колхозные рыбаки и рыбачки, и лодки ихние тоже застыли на приколе — до утра, до того часа, когда полностью рассеется туман… А на «Партизане» в это время не дремлют. Нет, не дураки там. Не ротозеи. Не сонные мухи! Зря хлеб не жуют. Маячили всю ночь огнями, прощупывали фарватер и тони колхозные прожектором, высвечивали время от времени зеленоватым сиянием сгорающих в небе ракет водные просторы. Ночью каждая лодка, которая медленным сплавом спускается по течению, вызывает подозрение. У инспекции рядом с «Партизаном» наготове катерок стоит — легкий и быстрый на ходу. Чуть что — подлетит мигом. Вот тебе и калуга…

А встал «Партизан» хитро!.. И фарватер амурский от створа до створа под наблюдением держит, и узкий заход в залив правобережный — прямо под носом у него. Жаль, что расчухали краевые про этот залив — единственный в здешних местах. Тянется он несколько километров извилистой лентой по заросшей кочкой и тальниками низине, подходит к тайге, огибает сопки. Бегут в него горные ручьи, что берут начало в распадках, и много у него заливчиков — маленьких, укрывчивых. Утаись в одном из них на лодке, и никто тебя в жизнь не увидит и не сыщет. Заходил когда-то Фомкин туда, отстаивался целыми днями. А теперь вот — «Партизан»…

Фомкин сегодня сам видел, как, замедлив скорость, ткнулся «Партизан» в берег на подходах к заливу. Вроде бы перепутал ему карты. А Фомкин, наоборот, решил выгоду из этого извлечь. И план у него на этот счет такой имелся: попробовать хоть разок сплавать с сеткой именно здесь, не в заливчике, а на открытой воде.

Катер с огнями своими послужит ему ориентиром. Фомкин на фарватере под прикрытием туманов как под ватным одеялом будет: прожекторный луч с «Партизана» туман не шибко пробивает, а вот отблески света, кусочки, пятнышки его — уловить можно, а стало быть, и узнать — где какой берег, откуда с сетью на заплывах выходить. А иначе, если не определишься, будешь блукать по туманам, что котенок слепой, пока не выжжешь все горючее в баках, закрутишься, завертишься на ходу и не скоро разберешься, куда тебя черт на моторе несет: ближе к дому или наоборот — в сторону Татарского пролива… На Амуре с низовой сетью сплавной только тони колхозные ищи: дно там ухоженное, проверенное тысячу раз, ни бревен затопленных нет, ни коряг, ни крупных камней. Плыви себе спокойно. А бросать наугад, вслепую — только дело губить: как пить дать, на задев сядешь и сеть угробишь. Вот чем полезен, пока темно, катер с огнями своими…

Ну, а когда рассветет, Фомкин другими ориентирами воспользуется. Вот, скажем, пена на воде. Ее течение вытягивает полосами. Это тебе — направление русла. Берега по окраске тумана определить можно. С правого-то берега, где тони, он на зорьке розоватый станет и посветлей. Конечно, это тебе не цветная картинка из детской книжки: вот тут розовое, а вот тут — белое, и редко кто сегодня на всем Амуре рискнет оторваться на лодке от берегов и окунуться в туманы. А Фомкин рискнет. И, кажется, уже пришло для этого время, и пора будить своего напарника молодого — Васятку…

Фомкин снова дотянулся до плеча спящего.

— Ва-ся… Василий!..

На этот раз парень откликнулся быстро. Приподнял голову, повернувшись в кресле, повел с хрустом плечами, спросил застоявшимся ломким басом:

— Чего?

— Ничего! — сказал Фомкин хрипловатым шепотом. — Тихо надо!

— А-а-а… Я и забыл…

— Вот и не забывай! И не шурши!..

— Не… больше не буду. Сон видел сейчас какой-то дикий, Спиридон Яковлевич, — сказал, теперь уже шепотом, Васятка.

— Чего там уж такое привиделось?

— Лечу, понимаете, со свистом в громадную пропасть. Ни конца у нее, ни края… Жуть! Хорошо, что разбудили…

— Все растешь. Пора бы и остановиться. И куда вы только, нонешние, дуете? Глядишь, и годов-то всего ничего, а уже каланча!..

— Так я-то при чем?

— То-то и оно-то, что все вы ни при чем. Спите — сколько хотите, еды — по горло, и того больше. Чего не расти?

— А я как-то слыхал, что кислорода вокруг земли меньше стало, а углекислого газа больше… Как будто вот это и влияет…