Одежда. Охохонюшки. Когда Каджи рассказал мне, во что он в тот момент был наряжен, я и рад был бы заплакать, да смех одолел, когда представил его в подобном облачении. Пальто с чужого плеча определенно подобрано на такой дремуче-захолустной свалке, что не каждый бомж рискнет на нее наведаться. А уж напялить на себя этот хлам ему и вовсе остатки гордости не позволят. В плечах оно было шире требуемого размеров на пять-семь, свисая с боков подобно обрубкам крыльев. Зато рукава на пару ладоней не доставали до запястий. Длина хламиды колебалась неровным обрезом от коленок — это спереди, до полпути к заднице, если посмотреть с тылу. Вдобавок ко всей прочей нелепости пальтишко некогда принадлежало женщине, о чем явно говорило наличие останков воротника из неведомой зверушки, в доисторические времена бывшей рыжей и пушистой. На голову напялен треух с громадными проплешинами на том, что пару веков назад гордо именовалось кроликом. Штаны темно-пыльно-грязного цвета стирались и гладились один единственный раз в жизни, перед продажей в лавке старьевщика. Тогда Гоша еще был сравнительно богат и мог позволить себе пошиковать, прикупив у старика-гнома обновку. Вот только предыдущий их владелец тоже оказался коротышкой, а потому брючки смотрелись бы на Каджи бесподобно, будь он раза в три толще и сантиметров на двадцать короче. О наличии неприподъемных с виду ботинок, похожих в своей нечищеной тупорылости на заросшие кораллами затонувшие баржи, не стоило бы и упоминать, если бы не отсутствие шнурков. Просто хочется сделать приятное, отметив Гошину сообразительность: он смог догадаться, что часто рвущиеся тесемки куда выгоднее заменить алюминиевой проволокой, провздетой через отверстия и закрученной намертво. А чего? Разуваться в ближайшие полгода все равно нет веских причин.
— Это — Я? — с тихим ужасом в голосе прошамкал субъект, и возможно, что Каджи попытался бы отшатнуться, да его ноги нагло саботировали приказы, погрязнув в противоправном мятеже.
— А то кто же! Конечно, ты. Красавчик, не правда ли? Симпатяга, — Вомшулд медленно соткался прямо из воздуха, запахнулся неизменной невзрачного вида мантией и вольготно развалился на скамейке напротив Гоши, раскинув руки в разные стороны по спинке и забросив одну ногу на другую. Весь его вид выражал полнейшее довольство существованием, потому что вряд ли кто осмелится назвать подобное жизнью. А в глазах Нотби читалось неподдельное сочувствие. — За меня не переживай, кроме тебя никто мою скромную персону не видит…