Господь, мы поднимаемся

В двигающихся массах детей шли и некоторые взрослые. Сразу за носилками с пророком, перекинув через плечо котомку, бодро шагал монах-францисканец, раз и навсегда оставивший приора и свою прежнюю жизнь. Рядом с ним шёл пожилой монах из монастыря Вандома, уже побывавший паломником в Палестине. В гуще детей на коне ехал одинокий рыцарь из обедневших дворян, в длинном плаще с откинутым на плечи капюшоном. В народе таких рыцарей называли «однощитными»: не имея ни замков, ни владений, они были вынуждены наниматься на службу к более богатым баронам. Никому ничего ни объясняя, рыцарь приехал как-то вечером к одному из костров и так и остался среди детей. Может, его тоже звала к себе во снах гробница Господня, а может, он просто решил защищать детей, потому что это дети.

Шли священники и монахи, шли бродяги, распутницы. По обочине, ступая босыми ногами, шла молодая женщина лет двадцати, одетая как нищенка, с каким-то тревожным и в тоже время счастливым взглядом. Блудница с Парижских окраин. Речи Стефана в ней что-то разбудили. Молодая женщина словно поверила, что и ей есть место в детской сказке. Шла вместе с детьми к гробнице Господней, чтобы упасть у Гроба Господа на колени, и плакать на ступенях, и вытирать их своими волосами.

Шли с детьми и другие взрослые, которые, не в пример монаху-францисканцу, изначально понимали всё безумие этой затеи. Вместе с парижским отрядом по утоптанному тракту шагал низенький, носатый, смешной священник из какой-то деревни под Парижем. Дети звали его падре Паскале, всерьёз не воспринимали и считали его самым безобидным из всех взрослых на свете. Он был настолько добр, что это воспринималось как изъян. Бог падре Паскале любил и прощал всех, и падре Паскале старался Ему соответствовать.

Этот деревенский священник не смог оставаться дома и спокойно наблюдать, как дети уходят по дорогам навстречу неизвестности. В отличие от многих взрослых, падре Паскале видел не только великую веру детей, но предвидел впереди и великое разочарование, крах иллюзий, гибель детской мечты, а кому, как не священнику, в тот момент надо быть рядом с ними.

Угадывая будущее, он понимал, что ничего не может изменить. Но и оставаться в стороне тоже не смог. И сейчас, шагая по дороге, он сравнивал радостные лица юных крестоносцев с изредка показывающимся в прорези балдахина надменным лицом Стефана, думая, что это не ангел ведет за собой тысячи детей: тысячи обманутых ангелов несут на носилках загордившегося до небес обычного земного мальчишку.

Пекло солнце. Поднималась пыль. По обеим сторонам дороги начался лес. Поток детей растянулся на несколько миль.

– Тебе надо на рубаху крест нашить. Чтобы за милю было видно, что ты из парижского отряда. У меня есть чёрная материя, – предложил шагающий с Марией и Патриком мальчик с мечтательными глазами и длинными, как у девочки, ресницами по имени Басен, один из трех парижан, с которыми Мария познакомилась на пути в Вандом.

Может, Басену чем-то понравилась эта некрасивая худощавая девочка, а может, в нем сейчас просто было столько радости, что ее хватало на всех. Мария с благодарностью улыбнулась в ответ. Раньше она боялась мальчишек, при встречах с ними на улице ей приходилось слышать от них только: «Давно сдохла твоя мама» или «Дочь шлюхи» – к тому же каждый старался, чтобы его слова ударили как можно больнее, но теперь к ней относились совершенно по-другому.

Пошли перелеском. На одном из отрезков дороги монахи из какого-то находящегося неподалеку скита поставили на обочине длинные, сколоченные из досок столы. Прослышав о приближении детей, без всякого приказа сверху, исходя из простого человеческого милосердия, монахи выложили на столы все продукты, которые имели, оставили там даже мешки с мукой и проросшим зерном, а сами вернулись обратно в скит.

Возле столов сразу началась давка. Дети хватали всё, что подворачивалось под руки: хлеб, квашеную капусту, связки сухой рыбы, сохранённую в погребах прошлогоднюю тыкву. Когда к этому участку подошёл парижский отряд, там остались только мешки с зерном. Басен и другие мальчишки тут же вклинились в толпу, стараясь протиснуться поближе к столам. Маленький Патрик полез за ними. Несмотря на давку, ссор и драк не возникало. Было весело. Мария уже прошла за поворот дороги, когда её догнали тяжело дышащие мальчишки.

– На, сестра, возьми, – едва отдышавшись, произнёс Патрик, насыпая ей в ладони полную горсть жёлто-зелёных ячменных зёрен. Следом за ним тоже самое сделал и Басен.

– Возьми еще, сестра, – говорили ей наперебой и другие мальчишки, протягивая девочке зерно, словно она и вправду являлась им сестрой по крови.

Горка проросшего зерна не умещалась в ладонях, девочка ссыпала его в складку подола. Она промолчала, но от искреннего «сестра» на её щеках проступил румянец.

– В Земле обетованной все реки из молока, – сплёвывая ячменную шелуху, весело рассказывал Басен. – Там уже наедимся до отвала. Земля плодов. Я слышал, как наш священник рассказывал, что одну виноградную кисть там надо нести вдвоем на шесте, иначе не поднимешь.