— Нет, это я и без него уже знал. Анекдот. И как-то так вышло, что это осталось последним воспоминанием о детстве. Черт, не знаю, как тебе объяснить. О таком детстве, знаешь — беззаботном, веселом. Как летние каникулы. После четвертого я поступал в Вагановку, балетную академию. И тупо срезался. Такое чувство, что после этого облома детства уже не было. Занимался бальными танцами, потом в «кулек» поступил. А гусары так и остались. Привет из того времени. Как будто я с ними разговариваю.
— Понятно… Стас, — Алена посмотрела на него из-за чашки, одни глаза над ободком. — А ты сейчас где-то танцуешь, да?
Черт, черт, черт! Это слишком уж рано! Еще не сейчас!
— Ну так, в разных местах. Как, кстати, с матерью разобралась? Не сожрала она тебя?
— Ай! — она махнула рукой. — Разосрались в хлам. Отец мне квартиру нашел. Вечером поеду смотреть.
— Хорошая новость, — Стас вздохнул с облегчением, надеясь, что не слишком явно.
Алена поставила чашку на блюдце, встала, подошла к нему — мягко, по-кошачьи. Положила руки на плечи, глядя в глаза. Села на колени, обняла за шею. Стас поцеловал ее — раз, другой, и вдруг пришло ясное, как все та же космическая пустота.
Может быть, когда он говорил Кристине, что не может себе позволить влюбиться, это еще и было правдой. Но вот сейчас — уже нет. Уже поздно. Может, конечно, это и не классическая влюбленность, о которой пишут стихи и поют песни. Скорее, дикая звериная страсть, когда инстинкт и чутье подсказывают: не та и не другая, а именно эта. Она. Может, где-то в глубине, подсознанием, он понял это еще два года назад. И все это время ждал новой встречи. И то же самое звериное чутье подсказывало: ни с кем никогда так уже не будет. Так остро, так больно. Почти смертельно, на разрыв. Не механическое соединение — слияние воедино. Она могла быть подлой стервой, как ее мамаша, или тупой дурой — это уже ничего не меняло.
Стас нащупал пуговицу на поясе юбки, потом вторую.
— Да сколько их у тебя тут?
Юбка улетела куда-то мимо табуретки. Алена встала, потянулась, облокотилась о кухонный стол, посмотрела через плечо: ну, где ты там? Он подошел, погладил ее по ягодице.
— Мисс, мне очень нравится ваша попа.
— Да ладно, попа, — вздохнула Алена. — Это у Байкаловой попа. Я видел, как ты ее… приласкал.
— У Байкаловой попа — единственное богатство, к ней рука сама тянется. А у тебя — маленькая хорошенькая попка. Вот только веревки на ней явно какие-то лишние.
Он потянул вниз кружевные стринги, и Алена, выбираясь из них, переступила ногами, как грациозная лошадка — сначала одной, потом второй.
— Эй, а как там насчет стратегических запасов? — поинтересовалась она, запрокинув голову ему на грудь.
— Налог на секс? — хмыкнул Стас. — Уплачен. Пойдем к запасам? Или подождешь, пока принесу сюда?
— А принеси.
Когда он вернулся, на Алене не было ничего, кроме чулок.
— Какие все-таки женщины нетерпеливые, — заметил он, расстегивая шорты. — Нет чтобы подождать секунду, устроить стриптиз.
Алена на слово «стриптиз» никак не среагировала. Значит, не добежало еще. А ведь запросто могло. От Карпова Байкаловой, от Байкаловой сестричке-истеричке, от нее — Алене.
— Можно я? — спросила она, когда Стас распечатал коробку.
— Знаешь, как? — он насмешливо приподнял брови, и Алена покраснела.
— Стас, я действительно ничего не умею, потому что…
— Потому что трахалась с каким-то придурком. Все, закрыли тему. Мне пофигу. На минутку, первым у тебя все-таки был я. А остальное неважно. Держи, — он протянул ей презерватив. — Ничего в этом нет сложного.
Похоже, она волновалась так, как будто не резинку надевала, а взрывное устройство обезвреживала. Но справилась. Столько женщин делало это до нее. Им нравилось, а ему было абсолютно все равно. Что они, что сам — однофигственно. Но сейчас… Он даже представить себе не мог, что это может быть настолько… эротично — да, именно эротично. Красиво и возбуждающе.
Он взял ее сзади, прижимаясь к ней всем телом. Такую мокрую, горячую, ждущую. И еще успел подумать, что свою женщину — именно свою! — хочется заполнить собою до отказа. Еще больше, еще глубже. Может, поэтому многие недовольны своими габаритами? Хоть уж ему-то грех жаловаться.
Хрень какая, о чем он только думает?
А потом мир вокруг исчез…
15
Все-таки в прошлой жизни я была кошкой, лениво подумала Алена, мягко изгибаясь в истоме, подставляя всю себя его взглядам и таким же ленивым прикосновениям.
С Олегом сразу после секса ей хотелось забраться под одеяло или одеться — лишь бы он не смотрел на ее тело, которого она отчаянно стеснялась. Со Стасом все было иначе. Она была самой красивой, самой желанной. Пусть только для него одного — неважно, какое ей дело до остальных! Он смотрел на нее — и это было не менее осязаемо, чем касания рук, губ, языка. Его взгляд заводил, будоражил до секса, подстегивал во время, ласкал и нежил после. Так, что хотелось мурлыкать.
— У тебя было много женщин? — спросила она, медленно прокладывая ногтем путь между кубиками пресса, как в лабиринте.
— Много, — не сразу ответил Стас. — Это имеет какое-то значение?