Господин Гексоген

У подъема на мост, на набережной, была ярко освещена открытая площадка. В аметистовых лучах играл рояль, переливались лакированные виолончели и скрипки. В кадках стояли великолепные деревья, с оранжевыми апельсинами, малиновыми яблоками и сливами, как предвестники райского сада. На ступенях моста деревья составляли сплошную благоухающую, ведущую в небо аллею. По этой аллее медленно восходила вереница гостей. Дамы, блистая обнаженными плечами и шеями, украшенные драгоценностями, то и дело останавливались, указывали своим спутникам на красоту реки, на купол храма Христа Спасителя, на подсвеченную монограмму Крымского моста, на бронзовый колосс Петра Великого. Мужчины, помогая подыматься дамам, иные в черных фраках, успевали наклониться к душистым, растущим из кадок деревьям, вдыхали тропические сладостные ароматы. Стеклянная галерея напоминала ботанический сад обилием экзотических пальм, араукарий, лавров, магнолий. Они составляли уютные потаенные ниши или сплошные заросли или расступались, образуя просторные поляны, с которых, сквозь прозрачные стекла, открывался великолепный вид на Москву. На освещенные церкви, на парящие в лучах особняки и дворцы, на огненную дугу Садового кольца, на разноцветную реку, по которой плыли украшенные огоньками трамвайчики. Проходящая мимо Белосельцева знаменитая актриса громко, желая привлечь внимание, произнесла:

– Висячие сады Се-МЭР-амиды! – И в ответ ей, дымя сигаретой, засмеялся известный парламентарий.

Галерея наполнялась гостями. Слуги в малиновых сюртуках с бабочками разносили на подносах напитки. У столиков, среди тропических деревьев, словно это были Фиджи или Сейшелы, бармены в белых камзолах наливали из толстых бутылок виски, коньяки, замороженную, с золотой искрой водку. Пленительно улыбаясь, кидали хрустальные ломтики льда, лили шипучий тоник, розовый томатный сок. Белосельцеву было приятно сделать терпкий глоток, глядя, как на реке, украшенный алмазной гирляндой, в размытом отражении стоит сторожевой корабль с маленькой пушкой, и адмирал в парадном мундире что-то объясняет жеманной красавице, известной своими телепередачами «В гостях без галстука». Та шевелила сочными, сладостно-плотоядными губами, словно сосала большой леденец, одновременно целуя стоящий на воде корабль, и адмирала от седых благородных волос до голубых лампасов, и мандариновое дерево в кадке, усыпанное оранжевыми плодами, а также всех проходящих мимо ее перламутровых, неутомимо сосущих губ.

Мэр уже находился в галерее. Его присутствие угадывалось по уплотнению собравшихся гостей, каждый из которых хотел приблизиться к хозяину. Ждали появления Патриарха, который должен был освятить обновленный мост. Истукан находился в клинической больнице, но вместо него ожидалась Дочь, что служило бы знаком состоявшегося примирения Президента и Мэра. Надеялись на приезд Избранника, который на самолете еще только подлетал к Москве, возвращаясь из правительственной поездки в Германию.

Белосельцев с рюмкой двигался по галерее от одного берега к другому, словно в прозрачном желудке огромного стеклянного червя, наполненного питательной пищей. Здесь собралась вся московская знать, принадлежащая к партии Мэра. И та переменчиво-зыбкая публика, перебегавшая от одного властителя к другому, стоило одному из них возвыситься над соперником. Здесь были знаменитые артисты, певцы, театральные режиссеры, кому покровительствовал Мэр и кто охотно, в знак благодарности, выступал на благотворительных концертах с его участием. Тут были политики, обеспечивающие Мэру поддержку в парламенте и в отдаленных от Москвы губерниях, где тот, демонстрируя московский размах и богатство, строил то школу, то сиротский приют, то церковь, напоминавшую главный московский храм. Отдельно общались между собой банкиры и промышленники, хранящие в московских банках несметные капиталы, которые, как золотая вода, омывали московские улицы, зажигая на них великолепные витрины, алмазные фонари, огненные рекламы, превратившие Москву в блистательный, не засыпающий по ночам Вавилон. Депутаты Думы, которые в зале заседаний обменивались разящими ударами, насмешливыми репликами, беспощадными насмешками, казались непримиримыми врагами, – здесь, под тропическими пальмами, дружески чокались рюмками, весело и беззаботно шутили, похлопывали друг друга по плечам, вспоминая, как ловко они накануне разыграли парламентскую ссору, дав пищу телерепортерам и неистовым партийным приверженцам. Телерепортеры и телеведущие были широко представлены не только теми, кто постоянно освещал деятельность Мэра в самых привлекательных тонах, создавая ему образ радетеля столицы, ревнителя России, покровителя наук и искусств. Здесь были также и противники Мэра, которых он старался привлечь на свою сторону, и среди них блистательный ведущий, аристократ, отважный полемист, любимец дам, строптивый баловень, чьей издевательской насмешки боялись сильные мира сего.