Господин изобретатель. Часть II (СИ)

Успел на поезд практически к отправлению, заехав в полицейское Управление и еще раз увидевшись со своими родственниками, находящимися под стражей. Николай все так же брызгал слюной и кричал, что никаких подачек ему не надо, что он всех газетчиков подымет, чтобы написали, как у него из-под носа миллионное состояние увели. Иван, напротив был спокоен, сказал, что ему все надоело и он согласен поехать к кержакам[87]. Я написал прошение, что не имею претензий к брату, а дядя пусть идет под суд, тем более, что я сам слышал, как он подбивал Ивана вскрыть сейф и свалить все на слуг. Дал Ивану сто рублей на дорогу и сказал, что переведу остальные деньги, как только он приедет на место и хозяин двора, где он будет жить, напишет мне письмо об этом. Ивана освободили при мне и он ушел, провожаемый злобными дядиными выкриками. На прощание Иван сказал, что то завещание, которое они сожгли, было с более благоприятными условиями для Николая и Ивана – они получили бы по 30 тысяч единовременно и без всякого обязательства трудится у хозяина-старообрядца, Лиза тоже получала все деньги сразу. Но, потом, видимо, сын и старший внук надоели деду своим пьянством и безобразными выходками, поэтому дед и принял более жесткое решение.

– Вот Колька и злиться, а так бы получил денежки и опять по бабам, – заявил Иван с плохо скрываемым злорадством, – вон волком воет, оттого, что бумагу уговорил сжечь, все сразу хапнуть захотел. Свежее-то завещание у деда где-то в сейфе или в бюро лежит, а про старое в потайном ящике стола он забыл, наверно, зато Колька помнил, где тот ящик. Нотариус хранил только последнее завещание, а старое уничтожил, но мы-то этого не знали, поэтому спалили то, что нашли.

Я спросил, а почему Лизе тоже решено в рассрочку платить, на что Иван ответил, что это, наверно, из-за маменьки, которую бросил, забрав все оставшиеся деньги, ее пан Казимеж. Теперь она перебивается уроками французского в Варшаве, а где живет, то Иван не знает. Дед же рассудил, что Лиза еще молодая, может замуж выйти, и, для того чтобы какой-нибудь проходимец-муж все ее деньги не забрал, то пусть лучше пропадет их малая толика, а Лизе что-то и останется. Я подумал, что, если вдруг маменька объявится, то надо пристроить ее в заводскую школу, пусть ребятишек языкам учит, и дать казенную квартиру. Дед же завел при заводе, по образцу Морозовых, амбулаторию и школу, да не просто амбулаторию, а целую маленькую больницу с докторами, а школа и не совсем только трехклассная. Для способных детей обучение до 6 классов (вот там и преподают французский и немецкий), а потом, после экзаменов, возможно поступление в реальное или коммерческое училище за заводской счет, но, потом, после училища, надо десять лет отработать на заводе, уже, как минимум, помощником мастера, ну а потом – мастером.

В Петербурге, заехав на квартиру и приняв ванну, отправился в Главный Штаб к генералу Обручеву. Николай Николаевич принял меня, расспросил о самочувствии, высказал соболезнования по поводу смерти деда. Я спросил про судьбу Агеева, генерал ответил, что ничего нового сказать не может, немцы не запрашивали ни МИД ни Штаб, как будто ничего и не было. Альфред Вайсман арестован и дал показания о службе на русскую разведку, по этому поводу германский МИД послал секретную ноту на Певческий мост[88]. Наш министр иностранных дел Гирс ограничился заявлением, что Вайсман, будучи германским агентом, убил одного русского подданного и искалечил другого (имелись в виду Герман и я), передавал в германский Генштаб секретные сведения и украл два русских изобретения, поэтому, чтобы загладить вину, полковник Вайсман принял решение сотрудничать с русским разведочным отделом. На том дело и закончилось, больше претензий немцы не предъявляли, но, кое-что просочилось в немецкие газеты, которые, как обычно, устроили крик по поводу русских шпионов, наводнивших родной Фатерлянд. В одной из этих газетенок была заметка о перестрелке в берлинской гостинице, в то время, когда там жил Агеев. По мнению корреспондента, это была перестрелка между германской тайной полицией и шпионом, в результате которой шпион то ли застрелился, то ли был застрелен. Чей это был шпион, газета не сообщала, но, по умолчанию, читатели и так должны были сообразить, что русский.

– Боюсь, что больше мы Сергея Семеновича не увидим, – сказал генерал, поднимаясь из-за стола. – Впрочем, есть слабая надежда на то, что он был взят раненым в плен и находится где-нибудь в крепости, а немцы склоняют его к сотрудничеству или сделают попытку обменять на своего агента.

Мы помолчали, потом генерал продолжил:

– Я вызвал вас по другому поводу, но тоже по разведочному, вы ведь еще на службе, не так ли? Помните есаула Лаврентьева, захваченного в плен дикарями? Так вот, это случилось во французском Сомали, французская Восточная Африка, близ порта Джибути.