Господин следователь. Книга четвертая

Матушка прислала аж два подарка — бумажник, пахнувший свежей кожей и серебряную визитницу, заполненную визитными карточками. Вытащив одну из них, полюбовался надписью.

Иванъ Александровичъ Чернавскій

судебный слѣдователь по особо важнымъ дѣламъ

титулярный совѣтникъ

Ух ты, а матушка-то у меня молодец! Я ж так и не собрался заказать себе визитные карточки, а они нужны. В принципе, слово «судебный» можно было и не писать, иных следователей у нас нет, а следовало указать, что числюсь я в Череповецком Окружном суде. Но, опять-таки, в наших краях других судов тоже нет, так что всем все понятно.

А что там в бумажнике? О, неплохо. Не рубль, что кладут в дареный бумажник «на разживу», а побольше. Десять бумажек по десять рублей, восемь по двадцать пять. Триста рубликов. Красота!

Ай да матушка. Хотя, наверное и батюшка что-то вложил. Вот, до чего у меня родители умные. Прямо-таки мысли угадывают. Подумал недавно, что много денег трачу на репетиторов, а теперь вот они, денежки. Жить можно.

[1] Александр Башлачев. Подвиг разведчика.

Глава семнадцатая

Дворянская честь

Позавтракав, разобрал вещи, набросал целый ворох одежды, предназначенной в стирку — не только белье, но и штаны, в которых ездил в Пачу. Кажется, нигде специально не пачкался, но штаны отчего-то грязные. Прачка придет, заберет. Еще странно — откуда столько одежды взялось? Когда уезжал, казалось, что немного.

Озадачил Нюшку глаженьем нового мундира, в котором я собирался жениться. Но до осени успею новый построить. Тем более, что нужно подарочный орден «выгулять». Не цеплять же его к старому кителю?

Сам принялся за бритье. Хорошо, что в двадцать один год волосы на щеках и на подбородке относительно нежные, и щетина не так заметна, но все равно, следует содержать себя в порядке. Еще нужно к парикмахеру зайти, подстричься. А то оброс, аки сволочь, волосы скоро на уши полезут. Но на службу я сегодня не выйду, пусть считают, что я до сих пор в командировке. А, чего я опять волнуюсь? Воскресенье же.

Полная идиллия и все при деле. Анна Игнатьевна сосредоточенно наглаживает стрелки, я бреюсь, поглядывая в старое зеркало. Уже думал, чтобы новое завести, но смысла нет.

— Иван Александрович, забыла сказать — от госпожи Десятовой позавчера горничная прибегала, сказала, что Елена Георгиевна и прочие дамы приехали. Мол — в гости не приглашают, но будут рады видеть…

Нюшка, твою дивизию! Да что бы тебя муха цеце укусила. За язык.

— Ой, Иван Александрович, как вы сильно порезались, давайте я бумажкой залеплю.

Лепи, деточка, что уж теперь делать? Авось не так и глубоко, а Леночке не привыкать видеть будущего мужа с поцарапанной мордой. Она уже пообещала, что после свадьбы сама станет меня брить или наймет приходящего брадобрея.

— А батька, как порежется, порошок из чертова пальца берет — тетя Дуня ему отсыпала, да прямо на порез сыплет. Еще слышала, в аптеке квасцовый карандаш продают. Им можно прямо по порезу поводить, кровь останавливается.

Что такой чертов палец знаю — окаменелость какая-то, в детстве собирали, а про квасцовый карандаш никогда не слышал. Но перед девчонкой признаваться неудобно. А если кровь останавливает — надо купить. Можно и Нюшку послать, могу и сам купить — аптека рядом с нашим судом, на углу. А кухарку лучше иным озадачить. Что там у нее паленым пахнет? Никак шерстью?

— Ань, что у тебя горит?

— Ой, Иван Александрович, простите! Я же утюг на ваши штаны поставила и отвлеклась.

На моих новых брюках в худших традициях кинокомедий ржавым треугольником выделялось подпаленное пятно. Ладно бы на заднице, где не видно, а тут сбоку. Теоретически, носить эти брюки еще можно, но некрасиво. Не везет мне со штанами.

— Эх, Нюшка-Нюшка, — вздохнул я.

Надо бы поругать, а то и отлупить юную служанку, но куда там. Вон, уже и слезы текут. И язык не повернется дурное слово сказать, не говоря уж о том, чтобы поднять руку девчонку.

— Иван Александрович, я нечаянно, — зашмыгала носом Нюшка. — Я вам деньги за штаны отдам.

Я только махнул рукой, поднял утюг. Ну, ни хрена себе! Такой штукой мышцы качать в тренажерке, а не штаны гладить. И я заставлял ребенка ворочать эту несусветную тяжесть? Я из-за Натальи переживал, когда та глажкой занималась, но хозяйка-то — взрослая женщина, привычная к утюгам, а здесь девчонка. Можно сказать — прислуга-стажер. К стажерам нужно относиться с пониманием и сочувствием.

— Аня, а утюги полегче бывают? — поинтересовался я.

Нюшка, слегка удивившись вопросу, ответила:

— Бывают и полегче, только ими гладить хуже. В большой угольков горячих подкинешь, он долго не остывает, а маленькие утюжки часто греть приходится. И греть негде — плиты-то здесь нет.