Господин следователь. Книга четвертая

Рюмок, разумеется, с собой не взяли, да на ходу из них пить неудобно, расплещутся. Из горлышка ни разу в жизни не пил, но все бывает впервые. Но если исправник с доктором — люди бывалые, офицеры в прошлом, из горлышка пьют, не считая это зазорным, так и мне это прилично. Не отрываться же от дружного коллектива?

И так нам всем было хорошо — и водка легко на морозе пьется, и песня льется. И лошадки умные — править ими не надо, дорогу в родную конюшню сами знают.

[1] Музыка — Марк Минков. Слова — Анатолий Горохов

[2] В Москве, благодаря Н. Склифософскому она уже использовалась, но до нас еще не дошла.

[3] Напомню, что это Федор Тютчев

[4] Стихи Евгения Долматовского.

Глава шестнадцатая

День именинника

Бух! Бух! Бух!

И какая сволочь ломится?

Нет, вроде никто не ломится. А что такое стучит? А, это в башке у меня стучит. А что там может стучать? Башка — это же кость.

С трудом повернулся и осознал, что злодеев поблизости нет, а в дверь — не во входную, а в ту, что закрывает мою спальню-кабинет кто-то стучит. Не слишком и громко, но настойчиво. Из-за этого у меня в голове и бьют в барабан.

— Иван Александрович, баню я уже истопила, — послышался голос Нюшки. — Сразу попаритесь или позавтракаете вначале?

При мысли о еде к горлу подступила тошнота. Голова гудит. С огромным трудом встал, сел на постели и осмотрелся. Водички бы минеральной. Или кефирчика.

Что за бардак? Вот тут валяется мундир, там валенки. Шуба отчего-то закинута на книжный шкаф. А где штаны? А, я прямо в них и заснул. Заснул в штанах — это плохо, зато их сейчас не нужно на себя натягивать.

Так, а что было вчера? Про то, как мы пили и пели дорогой — это помню, а дальше? Отчего-то болит правая рука. Неужели с кем-то подрался по пьянке? Вроде, со мной такого никогда не водилось. Посмотрел на ладонь, присвистнул — на пальцах ссадины, ноготь, отросший за время командировки, сломан. А, вспомнил! Я же вчера ключ от входной двери искал. Ключ один, мы его засовываем под крылечко, в условленном месте. Так еще во времена, когда Наталья здесь жила повелось, а потом и с Нюшкой. Ключ оказался дальше, чем я полагал, да сверху еще и снежку намело. Значит, снег руками разгребал?

Вспомнив, как искал ключ, припомнилось и другое. Мы вчера допели, потом меня довезли до дома и я сошел с саней. Кажется, сначала попал в сугроб, откуда меня пытался вытащить доктор. Ага… Потом и доктора и меня из снега доставал Абрютин. Точно, было такое. Исправник, хотя и ржал над нами — мол, слабаки, но тоже упал.

Во дворе долго прощались с исправником и доктором. Кажется, откуда-то взялась еще одна бутылка. Откуда, интересно? Кажется, дорогой все выпили. Да, а сколько мы выпили? Нет, теперь не вспомню. Много. Для китайца это точно смертельная доза.

Как говорил сослуживец моего отца: «Если утром хотите узнать, что было вчера, нужно либо напрячь свою память, либо ждать известий со стороны».

Кажется, во дворе пару раз навернулся. Точно, спина болит, а еще задница. Постучал в дверь, позвал вначале свою хозяйку, а потом кухарку. Потом вспомнил, что Наталья теперь вообще живет в другом месте, а Нюшка, на время моего отсутствия должна только приходить и топить печку, а в остальное время у нее был законный отпуск. Ай да я, вспомнил же.

— Иван Александрович, вы проснулись?

— Почти… — отозвался я.

Вернее — попытался отозваться. Отчего-то мой голос был не то охрипшим, не то осипшим. Кстати, а в чем разница? Типа — при охрипшем хрипишь, а при осипшем — сипишь? Кажется, я одновременно и хрипел, и сипел.

— Иван Александрович, а чё у вас с голосом? Заболели или с похмелья? Молочка теплого надо попить.

Мне пока было не до ответа. Сунув ноги в валенки (мотало изрядно!), выскочил в сени и побежал в то самое место, куда и царь своими ногами ходит.

Вернувшись, подошел к рукомойнику. Глянул в зеркало — ну и рожа! Глаза красные, мутные, а щетина такая, что скоро превратиться в бороду. В Паче мы пару раз в баню ходили, даже время от времени брились. Но все равно — одичали.

— Рассольчику не хотите?

Рассольчика? Где? Хочу-хочу!

Выпив единым махом кружку рассола (огуречного или капустного, не разобрал), посмотрел на кухарку уже осмысленным взглядом. А эта пигалица что тут делает? Ночь же еще? И, вроде, должно быть воскресенье.

А Нюшка уже протягивает вторую кружку, где рассола поменьше. Выдул и эту. Ух ты, хорошо-то как! Жить буду.

— А ты откуда взялась?

— Как откуда? — вытаращилась Нюшка. — Сами же велели приходить по утрам и топить печку. Я пришла — дверь в дом открыта. Сначала думала, что воры забрались, хотела в участок бежать, потом вашу шапку на крыше увидела, а в сенях сундучок стоит.

Сундучок? А кто его в сени притащил? Я даже не помню, что он у меня с собой был. Нет, был, иначе куда бы я свое барахло складывал? Подождите-ка…

— Где ты шапку увидела?

— Так на крыше, — хихикнула Нюшка.

— Высоко? — хмуро спросил я, задумавшись — кто это мою шапку на крышу закинул? Точно не я. Зачем мне это надо?