Тиффани толком не спала последние две ночи. Она не задумывалась об этом, пока не добралась до Тир-Ньян-Ягга и не почувствовала, что голова по собственной воле идёт кругом. Они поговорили с нянюшкой, но она почти не помнила о чём. Голоса звучали глухо, как из бочки. И вот теперь наконец-то можно просто поспать.
Кровать ей отвели прекрасную, Тиффани никогда прежде не доводилось спать на такой хорошей кровати. И комната тоже оказалась очень хороша, жаль, от усталости не было сил её как следует рассмотреть. Ведьмы не придают особого значения удобству, особенно когда приходится ночевать в гостях, но дома Тиффани спала на кровати, пружины в которой делали «дзыннь», стоило шевельнуться, и можно было даже сыграть на них мелодию, осторожно ёрзая в постели.
На этой кровати лежал не матрас, а перина, мягкая и податливая. Тиффани утонула в ней, словно в очень тёплом, очень мягком, очень медлительном зыбучем песке.
Но вот беда: можно закрыть глаза, однако нельзя отключить разум. И пока она лежала в темноте, перед её внутренним взором прокручивались картины: часы, по-прежнему звенящие своё
Госпожа Вера… госпожа Миф…
Вязкая каша воспоминаний засосала её, и Тиффани погрузилась в бессодержательную белизну. Но белизна становилась ярче, ещё ярче, и вот в ней проступили какие-то детали, штрихи серого и чёрного. Они начали плавно двигаться туда-сюда…
Тиффани открыла глаза, и предметы обрели ясность. Она стояла… в лодке. Нет, на большом корабле. На палубах его лежал снег, с мачт и канатов свисали сосульки. Корабль плыл в зыбких предрассветных сумерках. На море, молчаливом и сером, покачивались льдины, над водой носились клочья тумана. Мачты поскрипывали, ветер гудел в парусах. И никого вокруг.
— A-а. Видимо, это сон. Выпусти меня, пожалуйста, — произнёс знакомый голос.
— Кто ты? — спросила Тиффани.
— Ты. Пожалуйста, кашляни.
Тиффани подумала: «Ну, раз это сон…» — и кашлянула.
Из устилающего палубу снега вырос человеческий силуэт. Это была Тиффани, и она задумчиво смотрела по сторонам.
— Ты тоже я? — спросила Тиффани.
Здесь, на заснеженной палубе, в этом почему-то не чувствовалось ничего… ничего такого.
— Хмм… Да, ты, — проговорила другая Тиффани, не переставая пристально разглядывать всё вокруг. — Я твой Дальний Умысел. Помнишь меня? Я — те твои мысли, которые никогда не останавливаются. Я — та, кто подмечает все мелочи. Хорошо, оказывается, выбраться на свежий воздух. Хмм…
— Что-то не так?
— Ну, по всему видно, что это сон. Если бы ты потрудилась посмотреть по сторонам, то заметила бы, что у штурвала стоит моряк в жёлтой штормовке и это не кто иной, как Весёлый Капитан с обёрток от любимого табака матушки Болен. Мы всегда вспоминаем его, когда думаем о море, да?
Тиффани обернулась, и бородач у штурвала весело помахал ей.
— Да, это точно он! — сказала она.
— Но мне кажется, это не наш сон. Точнее, не совсем наш, — продолжал Дальний Умысел. — Слишком уж он… реален.
Тиффани наклонилась и зачерпнула горсть снега.
— Как настоящий, — сказала она. — Руке холодно.
Она слепила снежок и бросила его в себя.
— Лучше бы я этого не делала, — сказала вторая Тиффани. — Но ты ведь поняла, что я имею в виду? Сны не бывают настолько… явными.
— Я знаю, о чём я, — ответила Тиффани. — Когда сны становятся такими реальными, значит, вот-вот явится что-то жуткое.
— Точно. И у меня дурное предчувствие. Если это сон, жди беды.
Они посмотрели туда, куда двигался корабль. Горизонт скрывала унылая и грязноватая полоса тумана.
— В тумане что-то есть! — воскликнули обе Тиффани хором.
Они повернулись и кинулись вверх по трапу к моряку у штурвала.
— Берегись тумана! — кричали они. — Пожалуйста, не заходи в туман!
Весёлый Капитан вынул изо рта трубку и посмотрел на них непонимающим взглядом.
— Отличный табачок для любой погоды? — спросил он Тиффани.
— Что?
— Он других слов не знает! — объяснил Дальний Умысел, хватаясь за штурвал. — Это было написано на обёртке, помнишь?
Весёлый Капитан вежливо, но твёрдо перехватил штурвал.
— Отличный табачок для любой погоды, — сказал он примирительно. — Для любой погоды.
— Послушай, мы только хотим, чтобы… — начала было Тиффани, но её Дальний Умысел, ни слова не говоря, повернул её голову и заставил посмотреть вперёд.
Из тумана выдвинулся силуэт…
Айсберг, огромный, раз в пять шире и выше корабля, и величественный, как лебедь. Он был такой большой, что создавал вокруг себя собственную погоду. Айсберг двигался с обманчивой медлительностью, а вокруг него бурлила пеной вода, падал снег, туманный шлейф тащился за ним…
У Весёлого Капитана отвисла челюсть, и трубка упала на палубу.
— Отличный табачок! — выругался он.
Айсберг был Тиффани. Тиффани, сделанной из сверкающего зеленоватого льда и в сотни футов высотой, но всё равно узнаваемой. На голове у неё сидели морские птицы.