– Сегодня женщина приходила, – неожиданно для себя заговорил я, видимо от волнения что-то в уме помутилось, – убирала. У меня денег нет ей платить. Мне услуги вообще ничьи не нужны, у меня денег нет.
Говорил я нервно, самому не понравилось. Она повернула ко мне лицо, прищурилась. Долго на меня смотрела, будто о своем думала, а мне так тихо сказала:
– Она не за деньгами приходила.
У меня прям мороз по коже. Что же она по мою душу приходила, что ли? Вот дурак, ужастиков пересмотрел, наверное. И уже смеясь над собой, думаю – ни косы ведь, ни черного плаща не помню.
– А зачем? – глупо спросил я.
А она продолжала смотреть на меня, нет, сквозь меня. Вопрос мой услышала, но будто ответить на него забыла.
Женщина! Женя, или как вас там, разве можно так долго смотреть на незнакомого человека?!
Вконец сконфузившись под ее взглядом, спросил единственное, что пришло в голову:
– Вы были другом Алексея?
«Другом» так коряво прозвучало, но сказать «подругой» показалось мне слишком фамильярно. Да и спросил я вообще, чтобы как-то вывести ее из этого странного и, по-моему, достаточно неприличного состояния задумчивости.
Фуф, теперь она смотрит на сигарету.
– Друг… – хмыкнула, – Наверное, друг, если этому не придавать слишком большого значения…
Ничего не понял. Но переспрашивать не стал. Буду действовать решительно, объясню, что ее пребывание здесь это странно, бессмысленно, и вообще ей пора уходить. Начал так:
– Но Алексей умер…
– Вижу, что нет – посмотрела на меня, как-то загадочно, и снова отвернулась к окну.
Имеет виду, что я его продолжение. Ну, уж нет! Если они и правда были друзьями, то уж должна знать, что я к нему не имею никакого отношения. Намекает на внешнее сходство, так разве это аргумент? Физиология, законы природы, и все такое.
– Я не такой как он.
– Так ты и не знаешь, каким он был.
Тьфу, я знаю о нем самое главное! Что его не существует. Позвонили и сказали маме, что умер человек, которого и так не существовало. Оставил квартиру, ну за это спасибо, только я боялся, что она с призраками, а она с женщинами, одна убирает, другая смотрит на меня, да что же это такое?!
– Да мне и дела нет до него… – пожал я плечами и впервые почувствовал себя уверено, это потому, что смог разозлиться, у меня всегда так.
Что же она теперь начнет рассказывать, каким замечательным человеком он был, и что непростые жизненные обстоятельства заставили его бросить женщину с его ребенком на руках?
Но она безразлично пожала плечами. Типа: «Ну нет дела, так нет».
Будто бы и разговор иссяк, но одна затяжка, и говорит, как не мне, а просто в окно:
– Ты и не должен быть как он. Ты же не слепок. Ты сублимация всех тех, кто был до тебя, просто из них твои папа и мама оказались крайними. И из этих двоих я знала только твоего отца. А представляешь, сколько их было от появления человека на земле и до тебя? Отцы отцов, матери матерей… Ты похож на них на всех, и не похож ни на кого в отдельности. Так что глупо думать, что ты можешь быть чьей-то копией. Конечно, ты сам по себе.
Ничего не изменилось в ее лице, просто рот перестал двигаться, взгляд – так же в окно…
– Он тоже так думал? – зло спросил я, сам того не ожидая. Что я сам по себе – добавил уже про себя.
Я не на Алексея злюсь, бросил так бросил, наверное, это просто защитная реакция. Под очарование этой женщины подпадать никак не хотел. Конечно, не так уж она очаровательна, но этот голос, который почти что шепот, который будто обволакивает, затягивает. Так говорят, когда устали, с хрипотцой, через силу. Так иногда пытается говорить мама, когда приходит с работы, и хочет продемонстрировать мне свою усталость, чтобы я сделал какую-то работу по дому за нее. Например, помыл посуду или пропылесосил. Но эта женщина будто всегда так говорила, она казалась искренней.
– Не знаю, – спокойно ответила она, – он много, что думал, не все говорил. Хотя если уж начинал…
– А вы просто слушали? – насмешливо и опять же зло, спросил я. Но знал, что могу себе позволить эту насмешку, только пока она не смотрит на меня.
– Иногда слушала, иногда нет… Знаешь ли, старики бывают болтливы…
Старики?
Женя улыбалась. Опять же не мне. Странная такая улыбка – напряженная, не веселая совсем, губы сжаты, только что по форме улыбки растянуты.
– Мне уходить нужно, – сказал я, продолжая с интересом наблюдать за ее лицом.
Она перестала улыбаться. Вспомнила, наконец, что я здесь. Ужасно неприличная женщина. Что-то есть общее у них с утреней старушкой, эта тоже будто немного не в себе.
–Да, – просто ответила она.
И продолжила сидеть. Положила в пепельницу прогоревшую впустую сигарету и следом закурила следующую. Я, конечно, не Алексей, но не идет этой квартирке (моей квартирке) этот запашок.