Гостьи

Она обернулась, усмехнулась. Точнее, думаю, что она хотела, чтобы это выглядело как усмешка. Но вышла жалкая гримаса. Голос дрогнул, и она так плаксиво:

– Нет, блин, у меня страсть к лысым старикашкам!

– Каким старикашкам? – растерялся я.

А она уже ушла. Выбежала.

Я прошел на кухню. Насколько хватило сил, всунул пробку в горлышко бутылки и убрал вино обратно в шкафчик.

Сидел на полу у дивана, пил кофе. Так значит «старикашка»? Теперь было как-то не по себе от моих «ты» и «Алексей». Лысый старикашка. И я его вообразил. Одел в те пиджачки да галстучки, начищенные туфли, что заполняют собой шкаф. Получился такой аккуратный, чопорный старичок. Вот это да! Так сколько ему было – шестьдесят, семьдесят? Во сколько лет эти старички уже «бывают болтливы», но еще способны делить ложе с молоденькой девушкой?

А маме сорок четыре, подумал я. И стыдно, стыдно мне представлять двадцатитрехлетнюю маму и сорокалетнего мужчину (как минимум сорокалетнего) рядом. И настолько рядом, что появился я. Зачем же мне это знание? Я воображал себе его… Да, да признаюсь, что воображал себе его и ранее. Но таким как Роман – высоким, подтянутым, уверенным в себе, «здравствуйте, Павел». А он… Он опять меня подвел.

Если бы не эти женщины, может и не узнал бы я о его возрасте. Просто не обратил бы внимания на дату рождения в свидетельстве о смерти, которое мне непременно вручит Роман. А если бы и увидел, то не очень бы, наверное, удивился, если бы не знал о его женщинах…

И что же получается, они мне достались по наследству, как неотъемлемая часть квартиры? Это как ногти и волосы, которые продолжают расти после того, как человек уже умер?

А может это план? Он знал, что умрет. Совесть-то мучила, что бросил когда-то жену и сына. Вот он и решил хоть как-то искупить вину – завещать квартиру, и заодно познакомиться. Показать мне каким он был. Вот смотри, как я чистоплотен, как легко дышится в моей квартире, как выглажены мои рубашки, и для этого у меня есть верная, но грустная старушка. А еще я умен, рассудителен, глубокомыслен, философ, одним словом, и на эту нужду у меня есть преданная Женя. Она молода как твоя мать, деловита, только детей мне не рожает, а сидит и слушает. Да и мужчина я еще хоть куда, не смотря на преклонный возраст, вот Геля ко мне захаживает. Красивая, глаз не отвести. Я умер и теперь все твое – и квартира и женщины. Пользуйся, пожалуйста.

Тьфу, противно.

Лег, ветровку под голову. Не думать об Алексее! Не думать. Трудно уснуть с чувством гадливости.

Оказалось, не так уж сложно о нем не думать, когда все мысли о Геле. Пустой на вид кружевной бюстгальтер. И как ей было не стыдно вот так сидеть передо мной? Неужели и Алиска также не будет стесняться, снимет через голову кофточку, а потом стащит с себя шорты? Конечно, образ Алиски мерк рядом с Гелей. Алиска казалась большой, неуклюжей… А если я влюбился? Могу же я, в конце концов, влюбиться? Тогда все можно, решил я. Любовь она такая – ей все простительно, там все не грех, там лишь ошибки, заблуждения. Может этого и хотел Алексей? Я слышал, многие отцы так поступают. Помогают своим сыновьям становиться мужчинами, оплачивают им первую женщину. Глупости, все глупости, – ругал я себя, – он мне не отец. Геля не шла из головы, ее образ уже проник в тело. Насильно пытался заменить его Алискиным. Ничего не вышло, и я позволил себе побыть немного с Гелей, заглянуть в ее бюстгальтер, поцеловать ее плоский животик…

А Роман так и не приехал, подумал я, проваливаясь в сон.

…В Липецк.

Мне нужно было как-то объяснить себе, почему в разгар рабочего дня, я еду в электричке с рюкзаком на соседнем сидении. Предательство, вынужденная мера, блажь, срыв, дурной характер?

Нажился я на земле, при огороде, наелся картошки и кабачков. Насмотрелся на местные красоты до боли в глазах – на восход над рекой, и закат, от которого небо розовеет, а неба там много, в отсутствии гор. На Аню, хлопочущую по хозяйству, как заведенная. Устал. Чувствую, душа немеет. Говорю: «Поехали, Аня, в город. Поликлиники и больницы везде есть. Будем работать, снимем комнату. Может даже квартиру. Отъелись мы в твоей деревне и хватит». А сам дальше думаю – будет этот наш домик дачею. Для дачи только и подходит. Приедем на выходные, и копайся в своем огороде, а я на речку, на рыбалку, в лес за грибами. А она мне: «Ты езжай». И сказала так не для того, чтобы я устало вздохнув, оставил все как есть, а потому что она знала, что мне надо ехать.

Я вернусь, Анечка, только наберу в рот воздуха, и сразу обратно к тебе.

Приехал опять же к Аниным родственникам в Липецке. Они удивились, но приняли. Мне снова посчастливилось не обременять их долго. Дай Бог тебе здоровья, Маша, где бы ты ни была. Я стал благодаря тебе врачом, а значит, я всегда при деле. И, как оказалось теперь, еще и при деньгах.