Государь (СИ)

Моргнув, владыко Филипп повел головой в сторону столика у дальнего окна, где целительница Дивеева чем-то тихо хрустела. Недолго, впрочем: отложив в сторонку ручную мельничку, она принялась разжигать сразу две спиртовых горелки, явно собираясь варить какое-то из своих снадобий.

— То будет против всех обычаев и правил. А тебе бы, царевич, не слушать клеветников, измышляющих разные нелепицы, а чаще вспоминать про молитвы и помнить о смирении, приличествующем любому христианину.

— Клеветников? Лет несколько тому назад читывал я труды Иосифа Волоцкого. Среди прочего, он утверждал, что… Как там было писано? «Власть духовная выше светской власти, и церкви необходимо поклонятися паче, нежели государю». Удивительно, что он не предложил вдобавок и туфлю целовать митрополитам Московским, яко Папе римскому…

Как ни сильна была выдержка и смирение Филиппа, но такое пробрало и его:

— Преподобный позже изменил свое мнение! На церковном соборе было провозглашено, что не повиноваться мирскому правителю есть грех великий, и служить ему надобно как Господу, а не как человеку!..

— Мнение он изменил после того как прадедушка выказал ему свое недовольство…

Словно подтверждая истинность этого утверждения, янтарные панно на стенах царского Кабинета на мгновение полыхнули, отражая свет обманчиво-близкой молнии: следом дрогнули от гулкого удара грома большие полотнища оконного стекла, притянув к себе опасливые взгляды священноначальников. Тут бы уже и закруглить опасный спор, но все испортил владыко Герман, непреклонным тоном заявивший:

— Ты слишком юн, царевич, чтобы толковать духовные писания!

Смерив архиепископа Казанского долгим взглядом, Иван тихо заметил:

— В детстве я частенько одолевал авву Макария своими глупыми вопросами. О чудесах Божиих, о разных притчах из Ветхого завета, многом ином — и ни единого разу он мне не отказал в ответе. Став отроком, я повинился перед покойным митрополитом за то, что досаждал ему и неразумно отвлекал от разных важных дел: владыко же молвил мне в ответ, что долг священства как раз в том и состоит, чтобы всегда и везде нести в мир свет веры и учить любви к Господу. Он был истинным вероучителем, и смерть его большая потеря для всех истинно верующих… Ты же, Герман, просто один из управителей Церкви, и к тому же упертый дурак — умный бы просто молчал, помятуя о многих негораздах и неустроениях в казанской епархии.

— И вновь говорю: не тебе, царевич, в духовных делах указы… Кх-х-кх?..

Поперхнувшись рвущимися с губ словами, иерарх незаметно схватился за живот, в котором начало опасно бурчать, и против воли прикипел взглядом к наперсному кресту своего обидчика и хулителя — который тот напоказ поглаживал.

— Три дня тебе, чтобы представить список клеветавших на батюшку. Иначе сам начну дознание, и тогда уж, не взыщи… Пока еще владыко Казанский.

Тихо сидевший и рисовавший что-то в карманном блокноте младший царевич отвлекся от своего занятия и внимательно поглядел на опального архиепископа, чему-то улыбнувшись самыми кончиками губ. Затем повел носом: варево в двух медных кувшинчиках понемногу начало исходить вкусным ароматом хорошего кофе, отвлекая гостей царского Кабинета от очень важной беседы.

— Ваньша!

С первым же звуком своего имени разжав хватку воли на чужом Узоре, семнадцатилетний сын обернулся к отцу — который хоть и хмурил брови в показном недовольстве, но это не мешало ему наслаждаться перекошенным ликом Германа:

— Батюшка, дозволь помочь Домне с письмами?

— И то дело: ступай, сыне.