Государство и политика

Обозрев круг наук, которыми должны заниматься стражи общества, теперь остается показать способ и возраст, в котором надобно им приступать к этим занятиям. Души юношей нужно с самого детства питать науками, и прежде всего так называемыми приготовительными, именно музыкою, гимнастикою и другими, предшествующими диалектике. Преподавая науки, надобно остерегаться, чтобы никто не занимался ими против воли; ибо что внушается душе поневоле, то не удерживается ею крепко. Преподавание должно быть как бы игрою, причем легче будет заметить и то, к чему особенно склонен ум учащегося. Когда же совершится юношам двадцать лет, те из них, которые признаны будут отличными, не только должны быть украшены наградами, но должны получать и дальнейшее образование. А это будет так, что преподанное им прежде по частям должно быть приведено в одну форму науки, чтобы тем яснее видна была взаимная связь тех частей. Из этого-то уже будет совершенно понятно, кто из них способен изучать диалектику. Занимая их этою наукою до тридцатилетнего возраста, потом должно снова испытать, которые из них особенно отличаются тонкостью суждения и остроумием. После чего признанные остроумнейшими должны быть отделены и в продолжение пяти лет упражняемы в диалектике, чтобы узнать, кто из них, презрев обманчивость чувств, способен к созерцанию истинного и доброго. При этой части наставлений надобно внимательно смотреть, чтобы душами юношей не овладела страсть к спорам и чтобы, при равной силе спорящих сторон о всяком предмете, не сложилось нелепого убеждения, что люди не могут знать ничего определенного, и не погасла любовь к исследованию истины. По окончании срочного времени для этих занятий, т. е. от тридцати пяти лет до пятидесяти, учившиеся несут общественные должности. Те, которые своею службою оправдали возлагавшуюся на них надежду, возводятся на самую высоту наставлений, то есть к созерцанию самого блага, от которого души их должны получить образ высочайшей добродетели и совершенства, по подобию которого будут как настроять собственные свои нравы, так и управлять – каждый на своем месте – обществом, пока, оторванные от земных дел, не перейдут на острова блаженных. Что сказано здесь о мужчинах, то же должно сказать и о женщинах; потому что и они, как положено выше, должны нести должности общественные. Р. 536 С – 541 В. В конце – немногое об основаниях совершеннейшего государства.

Проф. В. Н. Карпов

Книга седьмая

– После этого-то, – сказал я, – нашу природу, со стороны образования и необразованности, уподобь вот какому состоянию. Вообрази людей как бы в подземном пещерном жилище[367], которое имеет открытый сверху и длинный во всю пещеру вход для света. Пусть люди живут в ней с детства, скованные по ногам и по шее, так чтобы пребывая здесь, могли видеть только то, что находится пред ними, а поворачивать голову вокруг, от уз, не могли. Пусть свет доходит до них от огня, горящего далеко вверху и позади их, а между огнем и узниками на высоте пусть идет дорога, против которой вообрази стену, построенную наподобие ширм, какие ставят фокусники пред зрителями, когда из-за них показывают свои фокусы.

– Воображаю, – сказал он.

– Смотри же, – мимо этой стены люди несут выставляющиеся над стеною разные сосуды, статуи и фигуры – то человеческие, то животные, то каменные, то деревянные, сделанные различным образом, и что будто бы одни из проносящих издают звуки, а другие молчат.

– Странный начертываешь ты образ и странных узников, – сказал он.

– Похожих на нас, – примолвил я. – Разве ты думаешь, что эти узники на первый раз как в себе, так и один в другом видели что-нибудь иное, а не тени, падавшие от огня на находящуюся пред ними пещеру?

– Как же иначе, – сказал он, – если они принуждены во всю жизнь оставаться с неподвижными-то головами?

– А предметы проносимые – не то же ли самое?

– Что же иное?

– Итак, если они в состоянии будут разговаривать друг с другом, не думаешь ли, что им будет представляться, будто, называя видимое ими, они называют проносимое?

– Необходимо.

– Но что, если бы в этой темнице прямо против них откликалось и эхо, как скоро кто из проходящих издавал бы звуки, – к иному ли чему, думаешь, относили бы они эти звуки, а не к проходящей тени?

– Клянусь Зевсом, не к иному, – сказал он.

– Да и истиною-то, – примолвил я, – эти люди будут почитать, без сомнения, не иное что, как тени.

– Весьма необходимо, – сказал он.