Государство и политика

Проф. В. Н. Карпов

Книга восьмая

– Пусть так; в этом мы согласились, Главкон: в имеющем превосходно устроиться городе будут общие жены, общие дети и все воспитание их, равно как общие занятия во время войны и мира; а царями всех будут мужи, оказавшиеся отличными в философии и в делах военных.

– Согласились, – сказал он.

– Да сошлись мы и в том, что когда правители уже поставлены, они поведут воинов и вселят их в дома, какие нами описаны; потому что у них нет ничего собственного, но все общее. Кроме таких домов, – помнишь ли? – мы согласились, кажется, какое будет у них имущество.

– Да, помню, – сказал он. – Мы полагали, что никто из них не должен ничего приобретать, подобно иным теперь; но, как подвижники на войне и стражи, получая в вознаграждение за караул ежегодную пищу от других, сами они должны заботиться о своем городе.

– Правильно говоришь, – сказал я. – Но далее, кончив это, припомним, к чему обратились мы отсюда, чтобы идти нам теперь тем же путем.

– Нетрудно, – сказал он. – Тогда, почти как и теперь, порассудивши о городе, ты прибавил, что такой город, какой в тот раз описан тобою, почитаешь хорошим, равно как и подобного ему человека; хотя, по-видимому, мог говорить еще о лучшем – и городе, и человеке[424]; а другие-то, если этот правилен, называл ты недостаточными, и формы правления их, сколько помню, делил на четыре вида, о которых стоит поговорить, чтобы видеть их недостатки, – равно как опять и о подобных им людях, чтобы, зная все это и согласившись между собою в том, кто – человек самый хороший и кто самый дурной, мы могли исследовать, правда ли, что самый хороший есть самый счастливый, а самый дурной – самый несчастный, или это неправда. После того я спросил: какие разумеешь ты четыре вида правления? Но тут вступили в разговор Полемарх и Адимант, и ты, начав с ними речь, вел ее до этой минуты[425].

– Весьма верно припомянуто, – сказал я.

– Итак, подобно борцу, повтори прежнюю схватку[426] и на тот же самый вопрос попытайся сказать, что хотел говорить тогда.

– Если буду в состоянии, – примолвил я.

– По крайней мере желательно слышать, – сказал он, – какие разумеешь ты четыре государственные правления.

– Нетрудно, – примолвил я, – услышишь. Правления, о которых я говорю, приобрели известность[427]. Первое из них, восхваляемое многими, есть критское и лакедемонское; второе и, судя по похвале, стоящее на втором месте, называется олигархией – правление, наполненное множеством зол; от него отличается и за ним следует демократия; превосходнее же всех их – благородная какая-то тирания: это четвертая и последняя болезнь города. Или ты имеешь иную идею правления, проявляющуюся в какой-нибудь замечательной форме? Ведь власти и царствования наемные, равно как и другие подобные правления, составляют средину между теми и могут быть находимы не меньше у варваров, как и у эллинов.

– Да, рассказывают о многих и странных, – примолвил он.

– А знаешь ли, – спросил я, – что и виды людей, необходимо, – в таком же количестве, в каком формы правления?[428] Или думаешь, что правления произошли из дуба либо из камня какого-нибудь[429], а не из нравов города, которые куда сами будто ползут, туда и все увлекают?

– Ниоткуда более, как отсюда, – сказал он.

– Поэтому, если бы правлений в городах было пять, то пять было бы и душевных расположений в частных лицах.

– Как же.

– Но того-то человека, который подобен аристократии, мы уже рассмотрели и правильно назвали его добрым и справедливым.

– Рассмотрели.

– После этого не описать ли нам худших – спорщика и честолюбца, живущего под правлением гражданским, а потом опять – гражданина олигархического, демократического и тиранического, чтобы несправедливейшего сознательно противоположить справедливейшему, и вполне исследовать, какое отношение между чистою справедливостью и чистою несправедливостью, применительно к счастью или несчастью человека, имеющего то или другое, – с целью либо, поверив Тразимаху, совершать несправедливое, либо, согласно с предложенною теперь речью, – справедливое?

– Без сомнения, так надобно сделать, – сказал он.

– Стало быть, не поступить ли нам, как мы начали, то есть не рассмотреть ли нравы прежде в правлениях, чем в частных людях, так как это предмет более ясный? Исследуем-ка теперь сперва правление честолюбивое (не могу дать ему другого имени, как разве назвать его тимократией или тимархией), за которым рассмотрим и такого же человека; потом возьмем олигархию и человека олигархического; далее взглянем на демократию и на гражданина демократического; и наконец, перешедши к четвертому городу – тираническому, и изучив его, обратим опять взор на душу тираническую и постараемся сделаться достаточными судьями предположенных предметов[430].

– Такое-то созерцание шло бы в порядке, – сказал он.