Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников. Монголия XVII — начала XX века

Сенге (1654–1671), сын и преемник Эрдэни-Батура-хунтайджи, несмотря на постоянную борьбу со своими братьями за престол[123], также проявил себя эффективным правителем, контролировавшим ойратских тайджи и вассальные племена Джунгарского ханства. Так, когда русское посольство сына боярского Павла Кульвинского, пребывавшее в Джунгарии в 1666–1667 гг., подверглось нападению и ограблению в ойратских землях, Сенге и его дядя Чохур-Убаши заявили русским послам, что нападавшие являлись подданными нескольких ойратских тайджи, однако (в отличие от халхасских ханов, снимавших с себя ответственность за своих улусных владетелей) обещали начать поиск виновных и похищенного имущества[124].

Как сообщает другой русский посол к Сенге, сын боярский Василий Литосов, когда хунтайджи узнал, что подвластные ему «белые калмыки» (теленгуты) совершают «воровские» нападения на русские пограничные владения, он «с жесточью» послал князьям Коке и Мачику приказ прекратить эти действия[125]

. Тем самым он продемонстрировал русским дипломатам уверенность в возможности контролировать своих вассалов — ведь халхасские ханы в таких случаях отговаривались тем, что не могут углядеть за всеми своими вассальными правителями, поскольку отдавали себе отчет, что они, пользуясь своей отдаленностью от ставки хана, могли просто-напросто проигнорировать его указ.

Отличаясь более организованной системой власти, ойратские правители могли эффективнее использовать правовые средства по увеличению собственных угодий. Так, согласно статейному списку сына боярского Данилы Даниловича Аршинского о посольстве к Эрдэни-Батуру-хунтайджи в 1646 г., барабинские татары, платившие ясак Джунгарии, жаловались русским властям, что ойратские тайджи прикочевали к их землям и «отняли у них зверовые промыслы»[126]. По-видимому, речь шла о превращении мест для охоты в хориг (курук), т. е. заповедную территорию, охотиться на которой могли только сами правители или с их разрешения[127].

В конце XVII — начале XVIII в. Джунгария становится уже не просто централизованным монгольским ханством, а самой настоящей «степной империей»[128]

, объединявшей под своей властью разнообразные народы и регионы далеко за пределами Монголии. Соответственно, сами ойратские хунтайджи и ханы выступали не только как «национальные» правители ойратов, но и как сюзерены целого ряда вассальных государств. Начало этому процессу было положено вмешательством Сэнге, а затем и его брата-преемника Галдана Бошугту-хана (1671–1697) в дела Восточного Туркестана. Неизвестный западный немецкоязычный путешественник, около 1666 г. посетивший Сибирь и Западную Монголию, описывает статус «калмыцкого царя» (джунгарского хана, или хунтайджи) как весьма могущественного правителя, который держит в подчинении собственных князей, несущих воинскую повинность, а также «бухарского царя», который платит ему дань верблюдами, седлами и китайскими товарами[129]. При этом путешественник приводит весьма специфические детали, касающиеся обстоятельств подчинения «Бухарии» джунгарскому монарху, в частности, конфликта местного правителя со своим младшим сыном, перешедшим на сторону «калмыков». Это в полной мере соответствует событиям середины 1660-х годов, известным по восточным источникам: Абдаллах, правитель Восточного Туркестана, или Кашгарии[130] (1638–1668), назначил наследником своего младшего сына Нураддина, что вызвало конфликт со старшим сыном Юлбарсом, который привлек джунгарские войска для борьбы с отцом и братом[131]

.

В первой половине XVIII в. зависимость от джунгарских монархов-хунтайджи признавали правители Восточного Туркестана[132], среднеазиатских городов-государств Ташкента и Туркестана, казахские ханы и султаны Старшего и Среднего жузов. Признавали власть Галдан-Цэрена (1727–1745) и некоторые сибирские народы, находившиеся в подданстве России и платившие ясак: как сообщает тарский казачий голова И. Д. Чередов[133], побывавший в Джунгарии в 1713–1714, 1716 и 1719 гг.[134]

, эти «ясачные» платили также «алман» джунгарскому властителю[135]. Участник российского посольства в Китай, швед Лоренц Ланг, также упоминает о том, что сибирские народы платили калмыцкому kantusch (т. е. хунтайджи) подать лисицами, белками и проч.[136] Сохранялась эта практика и десятилетия спустя: факты уплаты «алмана» «ясашными иноверцами» ойратским правителям отмечает драгун Михайло Давыдов, побывавший в Джунгарии в 1746 г.[137]