Читаем Граф Безбрежный. Две жизни графа Федора Ивановича Толстого-Американца полностью

Дуэли, войны, путешествия и многодневные попойки с друзьями в жизни графа Федора Толстого постепенно сходят на нет: отчего бы это? Проще всего было бы сказать про годы и про возраст, но это только часть правды. Витальной силы граф не потерял и метко стрелять не разучился. Он по-прежнему всегда держит под рукой пистолеты, что, впрочем, по тем временам неудивительно: хорошие пистолеты — непременная принадлежность всякого дворянина. Даже просвещенный европеец маркиз де Кюстрин, в 1839 году приехавший в Россию, вез с собой пару дорожных пистолетов. Изменился не столько Толстой, сколько время. Внешних, видимых глазу изменений не много: Кремль в 1840 году выглядит совершенно также, как в 1800, напротив Кремля на мостках в Москве-реке бабы по-прежнему стирают белье, русские мужики, как прежде, подпоясываются кушаками и носят патриархальные бороды, а дворяне изящно изъясняются по-французски. Цивилизация не меняется: по-прежнему, как двадцать и как сто лет назад, весь труд совершается вручную. Это цивилизация человеческой руки и колеса. При постройке дома вручную затаскивают бревна наверх, мастера-краснодеревщики вручную делают мебель, и вручную пишутся письма. Россия все ещё окружена коконом спокойного сонного воздуха. Правда, с Запада доносится громыхание железных колес: это гремит поршнями и пыхтит расширяющейся кверху конусообразной трубой паровоз Стефенсона, громадное черное чудище, грубо въезжающее в нежный пейзаж с овечками.

О, Англия, это передний край прогресса, страна новых возможностей, новой техники, новой промышленности, новой современной жизни. В Англии в тридцатые годы Девятнадцатого века уже началась железнодорожная лихорадка, в Англии в это время уже есть бизнес, который вкладывает тысячи и тысячи фунтов в постройку паровозов и прокладку линий и задирает цены на билеты как можно выше: за прогресс надо платить! Не все этим довольны: паровоз, этот предвестник промышленной революции, на людей со вкусом наводит дурные предчувствия. Изрыгая копоть и огонь, он несется со страшной скоростью в тридцать километров в час и тем самым предвещает удивительное сжатие и уплотнение времени. И они, эти прозорливые люди, уже ощущают на горизонте новые конфликты и новые вопросы нового века. Если в скором времени повсюду будет работать паровая машина, зачем тогда нужны лошади и люди? И если все будут со страшной скоростью ездить туда и сюда на поездах, то откуда тогда возьмется время для многочасовых пирушек и неспешных прогулок с палкой в руке по полям и холмам?

Но в длинной и ленивой России все не так, как в короткой и энергичной Англии. В 1838 году графу Федору Толстому 56 лет Царскосельская железная дорога длиной 24 версты появляется между Петербургом и Павловском, но никакого особенного влияния на жизнь страны не оказывает. Как ездили люди в экипажах, так и ездят, как ждали часами лошадей на станциях, так и ждут. Паровоз между Павловском и Петербургом — выставочный образец, который должен показать, что мы тоже Европа и тоже в курсе прогресса. Русские купцы не стремятся вкладывать капиталы в строительство путей. Зачем? Они как торговали пенькой, так и торгуют, как солили огурцы, так и солят, как делали сукно на мануфактурах, так и делают… Мы не знаем, слышал ли Американец стук вагонных колес и видел ли хоть раз в жизни паровоз, но можем предположить, что все эти новомодные затеи его вряд ли сильно беспокоили. Граф Федор Толстой как жил и думал, так и живет и думает. В России свое время, свои мысли, и технический прогресс здесь тоже особенный, свой.

Да, изобретают и в России. Егор Кузнецов, крепостной человек из Нижнего Тагила, шестнадцать лет подряд мастерит дрожки с путемером, то есть прибором, измеряющим скорость и пройденный путь. Он начинает изобретать ещё в восемнадцатом веке, а заканчивает в девятнадцатом. Стрелки на циферблатах отсчитывают сажени и версты, а специальный механизм через каждую версту подает звонок. Пушкин в одном из писем советовал Соболевскому прекрасное лекарство от дорожной скуки: на каждой станции выбрасывать из коляски бутылку. С верстомером нужда в ритмическом бросании бутылок отпадает: путник, если ему наскучило глядеть в спину ямщика, засекает время и считает звонки. Сколько раз в час зазвенит, столько верст в час, значит, и проехал. Вот он въезжает в уездный город, и все на него оборачиваются: кто это едет на дрожках со звонком, разгоняя свиней и кур? Модная вещь, сделана в одном экземпляре — русские чудо-дрожки!

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное