Граф Сардинский: Дмитрий Хвостов и русская культура

Комедия, которую императрица досмотрела до конца, была написана молодым сочинителем, отставным (только что) подпоручиком лейб-гвардии Преображенского полка Дмитрием Ивановичем Хвостовым, находившимся тогда не в Северной столице, а в Москве, у известных нам благочестивых родителей[56]. Называлась комедия «Легковерный», и хотя она не была первым драматическим произведением Хвостова[57], именно ее он считал началом своего литературного поприща [Сухомлинов: 526]. Об успехе комедии при дворе сообщил Хвостову его приятель-поэт Михайло Муравьев в программном стихотворении, датируемом октябрем 1779 года:

Успех твой первый возвещая,Питомец Талии Хвостов,Меж тем как ты далек от краяПрекрасных невских берегов,Среди семьи, в Москве пространной,Готовишь, может быть, другой, –Жалею, что в сей день желанныйНе зрел ты труд увенчан свой.С какой бы радостью безмерной

Ты слышал плески знатоков,Когда твой вышел Легковерный,Поверить каждому готов,Не зная, чем решить сомненья,Как с древа легкая кора,Ниспадша в бурные волненья, –Зефира резвого игра [Муравьев: 183].

Далее в послании к Хвостову Муравьев провозглашает наступление века русской комедии и намечает основные пути развития этого жанра – тема, несомненно, обсуждавшаяся в их литературном кружке в 1778 году. Приведем эти чудесные стихи, отражающие энтузиазм молодых сочинителей, вышедших на литературную сцену после смерти Сумарокова:

Комедии пространно поле,Где новых тысячи цветовТы можешь собирать на воле

С своею Музою, Хвостов.У нас теперь один Фонвизин,Который солью острых словИ меткой силой укоризенСрывает маску с шалунов.Княжнин кичливой МельпоменеДарует бдения свои.Известен той и этой сцене,Любимец целыя семьиИ муз, и граций, и амуров,Он любит более Дидон,

Енеев, нежель балагуров,И Сганарелей, и Мартон.А я любил бы чрезвычайно,Когда бы дар позволил мой,Входить в сердца, хранящи тайны,Быть зрителем минуты той,Как склонность первая зачнетсяВо всей невинности детейИ сердце юное проснется<Под колереттою> своей.‹…› Прелестных этих ситуаций

У вас бы занял мастерство,Творец «Оракула» и «Граций»И ты, друг женщин, Мариво… [там же: 183–184]

В финале стихотворения Муравьев воспевает звезду русского театра Ивана Дмитревского и предсказывает появление в скором времени целой плеяды артистов, ни в чем не уступающих европейским:

Вы только бдений не жалейте,Вы, слышащи таланта глас,Пристрастьем общим овладейте –Родятся Росции у нас [там же: 184].

Заметим изящную игру слов, удачно выражающую неоклассический культурный патриотизм XVIII века: Росции (от имени легендарного римского актера – символа изящных искусств) родятся в России!

Муравьев, знавший Хвостова еще по годам учебы в академии (гимназии) при московском университете (1768–1769), был одним из первых слушателей, критиков и пропагандистов этой комедии. 14 июля 1778 года он писал своему отцу, что имел «удовольствие слышать чтение “Легковерного”, прекрасной комедии Дмитрия Ивановича Xвостова» [Космолинская: 113]. По воспоминаниям графа, именно Муравьев «имел поручение от автора нашего, с помощию известного актера Дмитревского, раздать роли и споспешествовать комедии его Легковерный, которая была представлена на придворном театре при Екатерине II, удостоилась внимания сей государыни и похвалы публики» [Сухомлинов: 526]. В ответ на приведенные выше стихи Хвостов написал следующий мадригал: