Граф Сен-Жермен

После многомесячной изнурительной дороги 9 февраля 1745 года невеста с матерью оказались в Москве, в Анненгофе — дворце на Яузе, где их сердечно приняла императрица Елизавета. Еще раньше состоялась встреча с великим князем — не дав гостьям раздеться, тот прибежал и сразу же стал болтать с Фике, как со старой знакомой. И правда, детьми они уже виделись шесть лет назад в Эйтине, в Германии. Потом начались смотрины, окончившиеся с благоприятным для кандидатки результатом. А когда в начале марта Фике внезапно и тяжело заболела, императрица прервала богомолье в Троице-Сергиевом монастыре и поспешно вернулась в Москву. Екатерина вспоминала, что, очнувшись, она увидела себя на руках императрицы. Был огорчен болезнью Фике и великий князь, уже сдружившийся с нею. После этого эпизода сомнений не оставалось: все поняли, что кандидатура Фике утверждена высочайшей волей. Принцесса была безмерно рада перемене своей участи.

Впрочем, радость была недолгой. Мечты о предназначенном ей принце, которого она должна была любить, довольно быстро рассеялись. Принц-то имелся, но любить его было невозможно, ему нельзя было отдать свое сердце — он в этом не нуждался, он этого даже не понял бы, потому что, несмотря на свои 17 лет, оставался ребенком, к тому же капризным и грубым…

Вот такой принц стал мужем Екатерины. В пятницу 21 августа 1745 года (1 сентября по новому стилю) в Казанском соборе прошло венчание, торжества по случаю бракосочетания наследника длились десять дней.

В первые месяцы жизни Фике в России Петр сдружился с ней, но это не была та дружба юноши с девушкой, которая перерастает в любовь. Петру нужна была не жена, а, как писала в своих воспоминаниях Екатерина, «поверенная в его ребячествах». Она такою для Петра и стала, но не более того. Молодой человек долгие годы скрывал один физический недостаток, который не позволял ему вступать в половую связь с женщиной и который легко устранили, как только об этом узнал придворный хирург. Но до этого момента прошло девять лет!

В мемуарах Екатерины Петр, увиденный ее глазами, предстает грубым, несдержанным, капризным, болтливым, шумным и докучливым. В своих воспоминаниях Екатерина особенно много и с презрением пишет о постоянных играх наследника русского престола с куклами и игрушечными солдатиками. В 1743 году императрица подарила Петру Ораниенбаум — бывшую усадьбу А.Д. Меншикова, где Антонио Ринальди построил дворец и крепость Петерштадт. И там Петр целиком отдавался постоянной военно-полевой игре, которая заменяла ему жизнь, он создал соединение голштинских войск и летом в окрестностях Ораниенбаума проводил с ними маневры, походы, парады, разводы, научился (с большим трудом) курить трубку, лихо пил водку, но быстро пьянел и терял контроль над собой. Он превратился по виду в настоящего вояку, всегда дышавшего воздухом казармы.

Еще в 1747 году прусский посланник Финкельштейн провидчески писал Фридриху И: «Русский народ так ненавидит великого князя, что он рискует лишиться короны даже и в том случае, если б она естественно перешла к нему по смерти императрицы». Когда же в 1761 году великому князю исполнилось 33 года, французский посланник Лефермиер писал о нем то же самое: «Великий князь представляет поразительный пример силы природы или, вернее, первых впечатлений детства. Привезенный из Германии тринадцатилет, немедленно отданный в руки русских, воспитанный ими в религии и в нравах империи, он и теперь еще остается истым немцем и никогда не будет ничем другим… Никогда нареченный наследник не пользовался менее народной любовью. Иностранец по рождению, он своим слишком явным предпочтением к немцам то и дело оскорбляет самолюбие народа и без того в высшей степени исключительного и ревнивого к своей национальности. Мало набожный в своих приемах, он не сумел приобрести доверия духовенства».[185]

Петр демонстративно вел себя не так, как было принято и как от него, внука Петра Великого, ждали. Он не считался с общественным мнением, которое, несмотря на подавленность русского общества, существовало в России и всегда оказывало сильное воздействие на поведение людей и власти. Неосторожность, легкомыслие — это самое мягкое, что можно сказать о поведении такого человека. Даже когда наследника стали допускать к обсуждению государственных дел, он не сумел достойно проявить себя. Петр одевался в прусский мундир, открыто высмеивал православие, не терпел гвардии (что, между прочим, естественно, поскольку до этого именно гвардия дважды во время дворцовых переворотов возводила на престол императриц, и Петр это прекрасно знал), но зато любил привезенных из Голштинии солдат и офицеров, напоминавших ему далекую родину. В последние дни своей жизни, когда Екатерина свергла его с престола в результате переворота 28 июня 1762 года, он в одной из своих записок просил, чтобы его выслали за границу, в Голштинию.